Шотландский узник
Шрифт:
Не желая, чтобы они его заметили, он быстро поднялся по лестнице на следующий этаж, задул свою свечу и некоторое время стоял в темноте, чтобы дать им время лечь.
Должно быть, один из мальчиков заболел. Он не мог придумать, что еще Минни могла делать вне спальни в такой час.
Он внимательно прислушался, детская находилась над ним, но оттуда не доносилось ни звука, ни шороха в темноте. На нижнем этаже тоже было тихо. Весь дом погрузился в сон. Пожалуй, ему нравилось это чувство одиночества, когда бодрствовал он один — владыка спящего мира. Нет, не совсем спящего… Резкий вскрик разрезал темноту, и Грей споткнулся,
Крик не повторился, но его источник был не в детской. Определенно, он раздался из спальни дальше по коридору слева от него. По его сведениям, никто не спал в том конце коридора, кроме Джейми Фрейзера. Двигаясь очень тихо, он пробрался к двери Фрейзера.
Грей слышал тяжелое дыхание человека, пробуждающегося от кошмара. Должен ли он войти? Нет, не должен, сразу же подумал он. Если Джейми не спит, значит он уже прогнал кошмар.
Он собрался уже вернуться к лестнице, когда услышал голос Фрейзера.
— Положи голову мне на колени, девочка, — голос был приглушен дверью. — Возьми меня за руку и мирно спи.
Рот Грея был сухим, руки похолодели. Он не должен был это слышать, ему было стыдно, он не смел двинуться, опасаясь зашуметь.
Потом раздался звук тяжелого тела, резко повернувшегося в постели, а затем приглушенный вздох… или рыдание? Тишина. Он стоял неподвижно, прислушиваясь к своему сердцу, к тиканью напольных часов в холле, к тихим звукам спящего дома. Он отсчитал по секундам минуту, две, три, и поднял ногу, отступая назад. Еще один шаг, а затем шепот, такой сдавленный, что только острый слух позволил ему расслышать слова:
— Иисусе, англичанин. Я не хочу…
Он бы продал свою душу, чтобы утешить Джейми. Но никакого утешения он не мог дать, и он молча стал спускаться по лестнице в темноте.
Глава 14
Фридстул [18]
На следующий день голова Джейми гудела, как пчелиный улей, мысли мелькали с такой скорость, что он не мог ухватиться ни за одну из них. Ему очень нужен был покой, чтобы разобраться во всем этом, но дом гудел, почти как его голова.
18
…В здании церкви мне продемонстрировали массивное саксонское сидение, вырезанное из цельного камня. Это так называемый «фридстул», достигнув которого, беглецы обретали вожделенную безопасность. В дальнейшем зона защиты распространилась на всю территорию в радиусе мили от храма.
Подробнее: Мортон Генри Воллам, «По старой доброй Англии. От Лондона до Ньюкасла», гл.2 (в конце)
Везде сновали слуги. Здесь ужасно, почти как в Версале, подумал он. Горничные и их юные помощницы метались вверх и вниз по черной лестнице со щетками и ведрами, лакей, чистильщики обуви, камердинеры… Он чуть не затоптал молодого камердинера Джона Грея в коридоре минуту назад, когда свернул за угол и обнаружил огромную кипу грязного белья, из-под которой торчали ноги Берда. Парень едва мог что-то видеть перед собой.
Джейми не мог даже тихо отсидеться в своей комнате. Каждую минуту кто-то входил, чтобы проветрить простыни, взбить матрас, развести огонь, принести новые свечи или спросить, не нужно
Что мне нужно, так это фридстул, вдруг подумал он. Эта мысль словно освободила его, он встал и решительно направился на поиски, едва избежав столкновения с двумя лакеями, которые поднимали по ступеням крыльца огромный диван, слишком широкий для дверей черного хода.
Не в парк. Помимо необходимости скрываться от Куинна, это место кишело людьми. Но даже не в этом дело — суть фридстула состояла в уединении и одиночестве. Он вернулся в холл и вышел через заднюю дверь в сад.
О фридстуле ему рассказала в прошлом году пожилая монахиня англиканской церкви. Дальняя родственница леди Дансени, сестра Евдокия приехала в Хелуотер, чтобы оправиться от того, что Кук назвал бы обширной отечностью.
Поглядывая на сестру Евдокию, сидящую в плетеном кресле на лужайке и прикрывающую глаза морщинистыми, как у ящерицы, веками, он задавался вопросом, что сказала бы Клэр о состоянии этой дамы. Уж она-то не назвала бы это обширной отечностью, подумал он и невольно улыбнулся при мысли, вспоминая прямолинейность жены при рассмотрении таких диагнозов как подвздошные страсти, ограничения кишечника или то, что один из модных докторов называл «общей телесной расслабленностью».
Сестра страдала от водянки. Он понял это, когда однажды после полудня совершенно неожиданно увидел ее у ограды, хрипло дышащую, с синими губами.
— Не следует ли мне привести сюда кого-нибудь, сестра? — сказал он, встревоженный ее видом. — Может быть, горничную леди Дансени?
Она не ответила сразу, но повернулась к нему. Задыхаясь, она отпустила ограду. Джейми подхватил ее, когда она начала падать, и поднял на руки. Он извинялся, более встревоженный тем, не собирается ли она испустить дух прямо сейчас? Он быстро огляделся в поисках помощи, но потом понял, что умирать она не собирается. Она смеялась. Едва дышала, но смеялась, костлявые плечи тряслись под темным покрывалом, которое она носила.
— Нет… молодой… человек, — ей наконец удалось немного прокашляться. — Со мной все будет… хорошо. Отнесите меня… — она набрала побольше воздуха и указала в сторону маленькой беседки, видневшейся среди деревьев за пределами парка.
Он смутился, но выполнил ее просьбу. Она спокойно расслабилась у него в руках, и он с легкой жалостью отметил короткую седую прядь, выбившуюся у нее из-под платка. Она была худенькая, но тяжелее, чем он ожидал, и, осторожно опуская ее на скамью в беседке, он увидел, что щиколотки и ступни ее ног сильно опухли, ремни сандалий глубоко врезались в бледную плоть. Она улыбнулась Джейми.
— Кажется, я впервые очутилась в объятиях молодого человека. Довольно приятный опыт; возможно, если бы это случилось раньше, я не стала бы монахиней.
Темные глаза блеснули из сетки морщин, и он не смог удержаться от ответной улыбки.
— Приятно слышать, что я еще могу представлять угрозу для вашего обета целомудрия, сестра.
Она засмеялась, немного хрипя, потом стукнула себя по груди, загоняя кашель внутрь.
— Я бы не хотел нести ответственность за вашу смерть, сестра, — сказал он, глядя на нее с беспокойством. Ее губы были голубоватыми. — Надо, чтобы кто-то забрал вас отсюда. Или я, по крайней мере, скажу, что вы здесь. Принести вам немного бренди?