Шоу для завистницы

Кондрашова Лариса

— Говорят, сейчас это модно, когда женщины в возрасте знакомятся с молодыми парнями…

Это я-то женщина в возрасте? Мужик совсем офигел! Если такие «комплименты» называются благодарностью…

— Простите, я занята, — говорю непрошеному собеседнику и вешаю трубку.

Потому что как раз в это время мимо меня с важным видом проходит Мишка.

— Это еще что такое? — возмущаюсь я.

— Писать хочу, — ноет он.

На самом деле он не хочет спать и потому придумывает то, чего нет. Еще немного поваляется и опять выйдет, на этот раз водички попить. Я могла бы

на него накричать, опять запихнуть в кровать, но я представляю себя на его месте. Если бы мне не хотелось спать. Мы же с ним почти ничего не говорили о прошедшем дне. Может, у них в садике что-то случилось? Что-то взбудоражило моего ребенка, отчего теперь он не может заснуть. Потому я усаживаю его рядом с собой на диван.

Иной раз мы думаем, будто дети совсем не такие, как мы. И их можно заставить спать приказным тоном, вместо того чтобы успокоить тихой беседой, приласкать, сделать то же, о чем в этот час мечтается самой себе.

— Чайку хочешь?

— Хочу, — радостно оживляется он. — С сушками?

— С сушками.

— Где ты хочешь пить: на кухне или здесь?

— Здесь.

Еще бы! По телевизору идет боевик со Шварценеггером, и сын уже косит глазом на экран.

А как же дисциплина, режим? Я же тренер и об этом имею самое профессиональное понятие. Но и у сына редко бывает бессонница, так что будем считать сегодняшний вечер неординарным, а значит, свободным от обычных режимов.

Я иду на кухню, ставлю чайник, выкладываю купленные накануне сушки, нарезаю кекс — вдруг нам захочется еще что-нибудь, — достаю наши с ним любимые чашки и ставлю на тележку.

Мишка очень любит, когда я вот так вкатываю ее в комнату, чтобы сервировать журнальный столик.

— У нас сегодня Галя Стрельникова пропала, — сообщает мне Мишка. Раз я к нему по-человечески, значит, и меня нужно поощрить.

— Как пропала? — изумляюсь я, сразу вспоминая о своих недавних мыслях. Не дай Бог, чтобы когда-нибудь я услышала такую же страшную весть!

— Так. Мама Стрельникова пришла, а Гали нет. Ее папа уже забрал. Раньше.

— Значит, не пропала, а просто ушла с папой.

— Но папа-то с ними не живет! — снисходительно объясняет мне сын.

— И как же воспитательница ему Галю отдала?

— Он же ее родной папа! — поясняет Мишка, удивляясь моей непонятливости. — Галя сразу, как его увидела, побежала, кричит: «Это мой папа! Мой папа!» Ну, Светлана Аркадьевна ее и отпустила.

— А мама Гали, что она сказала?

— Стала кричать: «Позвоните в милицию! Я на вас в суд подам!» Светлана Аркадьевна говорит: «Вы успокойтесь, мы же ничего не знали. Родной отец имеет право…» Мама, а какое он имеет право? Брать Галю к себе, когда захочет?

Как я и ожидала, надолго Мишку не хватило. Уже через несколько минут после нашей с ним чайной церемонии, когда я отвезла сервировочный столик на кухню, ополоснула чашки и вернулась, мой сын спал, привалившись к спинке дивана. Он даже не проснулся, пока я несла его в комнату. Только счастливо вздохнул во сне, устраиваясь поудобнее в своей кровати.

Глава пятая

— Хорошая у тебя фигурка, Ваник! — довольно замечает Катя. — Все, что ни наденешь, сидит на тебе как влитое. И вот что странно, в отличие от моих моделей у тебя есть грудь, и ты ее носишь!

— Смейся-смейся, — говорю я, рассматривая себя в зеркале. Да, то, что шьет Катя, не может сидеть плохо ни на какой фигурке.

Такие мы с ней удачливые, такие красавицы, а воспитываем детей в одиночестве. То есть понятно, что от меня муж сбежал, а вот Катя сбежала от своего мужа. Приехала из самого Питера и первое время в основном скиталась по квартирам. Теперь она — женщина богатая, самые именитые горожанки в очередь стоят, чтобы Екатерина Григорьевна осуществила их очередную заветную мечту. Сшить наряд, которого ни у кого больше нет.

Правда, Катя всех предупреждает, что наиболее удачные модели таки войдут в ее коллекцию и будут демонстрироваться в Европе.

— В Европе — ладно, — соглашаются заказчицы, — в Европе — это же совсем другое дело, а у нас городок маленький, тусовка вся друг друга знает. В одном и том же платье на ней появляться нельзя.

— Катя, — спрашиваю я ее о том, о чем еще вчера хотела спросить, — а что с тобой происходит?

— Ничего, — пожимает она плечами и отводит взгляд.

— Ты не больна?

— Да ладно, чего уж там, хочешь знать — узнаешь. Я не привыкла от тебя что-то скрывать. Пошли! — командует она, помогая мне снять еще недошитый костюм. — В самом деле, чего это я все ношу в себе? Меня уже распирает от мыслей и переживаний.

— Куда пошли-то? У меня всего час, а потом надо вернуться на работу — мне предстоит важная деловая встреча.

— Часа нам вполне хватит. А заодно и поедим. Я со вчерашнего дня на сухомятке. А если точнее, не помню, что я ела и ела ли вообще.

Мы идем с ней в кафе, которое почему-то называется VIP-кафе. Ничего «виповского» в нем нет. Так, небольшое предприятие общественного питания на пять столиков и меню с нерусским названием блюд вроде: лазанья, пучеро или вассершпатцен.

Катя слышит мое негромкое фырканье — не можем мы без выпендрежа — и оправдывается:

— А что, народу здесь немного, и девушки такие приветливые.

Войдя в зал, я сразу понимаю, что если и говорить по душам, то никак уж не здесь. Шумная компания молодых людей, по виду студентов, расположилась посреди зала основательно и надолго: сдвинула вместе три столика и разобрала почти все стулья, так что остальные столики выглядят сиротливо.

Я беру подругу за руку и веду к машине. Пять минут, и мы у ресторана «Венеция».

Ресторан с виду претенциозный, но кормят здесь хорошо, а в зале не в пример тихо.

Катя нервно оглядывается.

— Ты чего?

— Знаешь, все-таки в маленьком кафе всех видно как на ладони, а здесь… человек, которого не жалуешь, может подкрасться незаметно и навязать свое общение…

Теперь я убеждаюсь, что с Катей и в самом деле не все в порядке. На щеках какой-то нервный румянец, руки подрагивают. А я-то! Целый час чирикала, все о своем, и ничего не видела. Разве что в последний момент прозрела…