Шоу должно продолжаться

ХРИСТО ПОШТАКОВ

(Болгария)

ШОУ ДОЛЖНО ПРОДОЛЖАТЬСЯ...

фантастический рассказ

(с) Перевел с болгарского Евгений В. ХАРИТОНОВ

... И снова я на сцене. И вновь передо мной все те же безвкусные декорации, до боли знакомый антикварный стол с резными ножками и чертовски неудобные стулья, обтянутые зачем-то полиэтиленом. А за спиной публика. Я ее не вижу, но чувствую - невидимую во мраке, циничную, жаждущую зрелищ и беспощадную к актерским провалам. Стена ослепительного света отделяет меня от нее, превращает в слепого, ощетинившегося, готового к странному бою человека. До тошноты опостылевшую роль я знаю до последней буквы, но все же беспокойно оглядываюсь в ожидании Софи. А вот и она - выходит на сцену, как всегда в желтом платье; она подходит ко мне, дырявит меня взглядом, полным искусственного удивления, встает в какую-то неимоверную, неестественную позу, которая

ей, однако, представляется едва ли не совершенной. Софи все еще не произнесла ни слова - наслаждается собой, но уже через мгновение она выдавит из себя с фальшивым пафосом давно вызубренную фразу: - Ах, где же ты был, Рикардо? Мне так не хватало тебя! Софи произносила опротивевшие реплики, а мне нестерпимо хотелось одного - превратиться в злого волшебника, которому достаточно лишь хлопнуть в ладоши, чтобы она исчезла. Forever! Чтобы исчезло вообще все это. И я тоже. Меня давно уже мучает непреодолимое желание вырваться из этого тесного пространства сцены, навсегда забыть старинный стол, бутафорные стулья. И Софи. Мне необходим глоток свежего воздуха!.. Но какая-то неумолимая сила выдавливает из меня ненавистные слова: - О, прекрасная Софи, злая Судьба мешала мне видеть тебя каждый день! Но я так рад, что нахожу тебя еще более красивой, цветущей и жизнерадостной, чем раньше! Это великая награда за долгую разлуку! Ну, дальше - как обычно, ничего нового. Она повернется к настенному зеркалу, кокетливым движением поправит свои искусственные локоны, а потом последует очередная не менее глупая реплика: - Ах, дорогой Рикардо! Твои сладкие речи слишком малое утешение для меня, такой одинокой! Потом давно заученным жестом она предложит мне присесть на стул, и я "давно заучено" подчинюсь. А чуть позже появится ее мать с круглым подносом, на котором будут мелодично позвякивать блюдца и пустые чашки. А когда, наконец, стол будет накрыт, на какое-то время (тоже давно заученное) наступит молчаливая пауза, "украшаемая" манекенными улыбками. Я первым нарушу молчание, фальшиво вежливо поинтересовавшись самочувствием матушки, а она, конечно же, будет жаловаться, что-де в последнее время от сырости болят суставы (господи, какая сырость?!), но несмотря на это она уже посадила новый сорт роз в своем маленьком саду. И в довесок выльет на меня целый ушат всякой ничего не значащей старушечьей глупости, сочиненной бездарным автором. Я вслушиваюсь в чудовищные своей пошлостью, лживым меладраматизьмом фразы, которые мы повторяли десятки раз, и меня охватывает полная безнадега от одной мысли, что мы обречены играть одну и ту же роль, одни и те же слова до конца жизни. Или до конца мира? Я несчастный арестант, надежно закованный в цепи навязанной мне роли, я марионетка, управляемая ненавистной силой, которая всегда - сколько себя помню вырывает меня из черного мертвого сна, отправляет на сцену и диктует мое поведение, а после спектакля снова загоняет в сон. Между этими непроглядными снами и вращается действие пьесы. И моя жизнь. Господи, так не может продолжаться вечно. Не должно! Все чаще я чувствую растущее во мне сопротивление такой тирании. И однажды я все-таки сбегу со сцены, заставлю себя забыть ненавистный спектакль. Вот вам всем! Большая фига, пожалте откушать! Я готов быть кем угодно и где угодно, но только не здесь, где диктуют эту гадкую роль! А собственно, почему бы не исполниться моему заветному желанию сейчас же?..

... Лицо Рикардо вдруг исказила гримаса отвращения, и он метнулся к границе освещенного пространства, где едва угадывалась в темном провале узкая дверь. На какое-то мгновение Рикардо остановился перед ней, потянулся к ручке, но рука свободно прошла сквозь дерево двери. Он радостно вскрикнул, охваченный возбуждением и отчаянной решимостью, и сделал шаг. По ту сторону заветной дверцы он оказался в лабиринте высоких хрустальных сосудов, ряды которых исчезали вдалеке, сливаясь в неясный, туманный горизонт. И в этот миг он почувствовал, что силы покидают его, ноги подкосились, но прежде чем окунуться в нагнавший его непробудный сон, он успел испытать сладкое чувство гордости и ликования: наконец-то, бедный Рикардо НАВСЕГДА покинул сцену... * * * - По-уродски работаем!
– сварливо выплюнул шеф лаборатории.
– Записи выдерживают лишь несколько просмотров, жалобы градом сыплются на нас. От клиентов к заводу, от завода - к нам. Чтоб им пусто стало! И что прикажите делать?.. Я вам скажу что. В общем так, кровь из носу, но чтобы все было в ажуре! Ну... не знаю... модернизируйте видео-сенсорную карту, улучшите качество кассет! Только делайте что-нибудь! - Этим мы все время и занимаемся, - устало бросил один из сотрудников.
– а результаты - нулевые. И это при том, что добились за последние годы почти невозможного - созданная нами информационная память кристаллических кассет не уступает оперативке процессора Х7000! Но с кассетами творится черт те что! Например, во время публичного просмотра пьесы "Рикардо и Софи" главный герой ни с того ни с сего вдруг слинял со сцены и провалил все представление. Артист К., записавший эту роль, утверждает, что подобный вариант не был запланирован режиссером - не говоря уже о драматурге - и никогда не репетировался. Мы тщательно исследовали поврежденную кассету на всех молекулярных уровнях и представляете, как были удивлены, обнаружив на одном из них дезертировавшее изображение! Самое удивительное, что у него был вид бесконечно счастливого человека. Потом, правда, он засек нас и буквально пулей выскочил из кадра. И все же после долгих поисков мы его-таки вычислили - на другом молекулярном уровне. И черт бы все побрал! Никакие технические средства синхронизации и стабилизации изображения не помогли нам зафиксировать его - ему опять удалось улизнуть! Шеф лаборатории цветной объемной сенсорной записи тяжело опустился на стул и печально окинул взглядом совсем скисших сотрудников. Однако делай что хочешь, крутись как хочешь, а причину дефекта кассет выяснить нужно до зарезу. И срочно. Через несколько минут возобновился мозговой штурм, переросший в бурную дискуссию. Но ответ на загадочные явления по-прежнему витал где-то в сфере догадок, и мало-помалу сформировалось фантастическое предположение: произошел сбой сенсорного компонента записи, зарегистрировавшего не только игровые, но и подсознательные эмоции исполнителя. А из этого следовало, что записи вдруг обрели самосознание! Бред сивой кобылы! * * * Известный актер К. с удовольствием вытянулся на реквизитном диване студии, и пока вокруг суетились ассистенты, освобождая его от сенсорных датчиков, скрытых под гримом и волосами, позволил себе немного расслабиться, снимая напряжение после записи скандальной пьесы "Безмолвие Япета". Режиссер остался доволен эмоциональным уровнем исполненной роли. Что ж, всего лишь очередной успех. К ним К. давно привык. Он попытался полностью абстрагироваться от работы, но в сознании вдруг заерзали мысли о предстоящей малоприятной встрече. Все, отдохнуть не получилось. Раздраженный и уставший К. с трудом поднял свое тело с дивана и направил его в гримерную. Уже час спустя К. и шеф лаборатории сидели в демонстрационном зале. Шеф специально вызвал актера, чтобы вместе просмотреть кристаллическую кассету с записью роли К. По мнению специалистов, срок годности кассеты истек. Оператор вложил кассету в гнездо приемника, настроил аппаратуру сенсорного излучения и, наконец, запустил "PLAY". По сценарию, в одном из актов пьесы голографическая копия К. должна рассказывать какой-то пресный анекдотец группе актеров. Изображение направилось было к ожидавшим артистам, но, не дойдя до них, вдруг замедлило шаг, остановилось, а потом и вовсе, развернувшись, ринулось в противоположную сторону. В какой-то миг известный артист напоролся на собственный измученный взгляд с экрана, ощутил исходящий оттуда внутренний протест, усиленный мощным сенсорным полем. Двойник К. на экране приблизился к декорации в глубине сцены, сделал шаг и... растворился в ней (или за ней?). К собственному удивлению, К. в это мгновение испытал прилив беспричинной радости - почти ликования. Он не мог понять почему, но ему вдруг стало так легко! В изображении наступила десинхронизация, и плейер автоматически отключился. Еще одна кассета была безнадежно запорота. - Ну, и что вы обо всем этом думаете?
– разрезал наступившую тишину голос шефа лаборатории. К. ничего не думал. Он просто не в состоянии был думать. Он молча смотрел в темный кубический экран плейера. Мысль пришла неожиданно. - Знаете что, - очень медленно вымолвил он.
– у меня вдруг возникла одна прямо скажем нелепейшая, но, видимо, единственно уместная мысль. Я думаю, что после определенного количества "прокрутки" пьесы мои записи попросту кончают самоубийством... Правда, не пойму почему. Ведь если повредить кассету, они не смогут вновь ожить... на сцене?! - Вот именно - на сцене.
– мрачно сказал шеф лаборатории. Похоже, что они как раз и стремятся навсегда остаться вне ее! М-да, у них весьма своеобразное понимание свободы. - В смысле?.. - Да это и не важно. Можете быть уверены: очень скоро я заставлю их находиться на СВОИХ местах. Я сделаю это! Мы не можем разочаровывать клиентов. "Ну и что?
– подумал шеф лаборатории. Ему было не уютно на душе, и он искал оправдание своей - ставшей вдруг нелюбимой - работе.
– Ну и что? Они ведь всего лишь записи!". Глубоко вздохнув, он направился к выходу. Известный актер К., терзаемый смутными подозрениями относительно собственной сущности, последовал за ним...