Схождение во ад

Молчанов Андрей Алексеевич

Настал день, и был снежный склон, тугой воздух, коконом обволакивающий летящее на лыжах тело в круговерти морозной пыльцы, вновь - ее губы, пахнущие снегом и солнцем; затем семейный обед в присутствии умиротворенно-деликатного Краузе, и вновь, до следующего полудня - плывшие в глазах стены спальни...

Он не ведал, что ждет его впереди, но даже и пытался озаботить себя какими-либо прогнозами и раздумьями. Он просто жил и любил. Впервые. Чего ранее не позволял себе никогда.

ЛЭНГЛИ. ЦРУ. 1993 год, январь

– Ну, и как ты оцениваешь провал в Берлине, Майкл?

– Арон... Это - идиотизм обстоятельств. Редчайший...

– Ладно, забудем об этом. Тем более, как ни парадоксально, все сложилось к лучшему... Единственный прокол: они "пробили" захваченного полицейского, и сейчас Краузе ищет в своих рядах "крота", связанного с нами...

– Информатору что-либо угрожает?
– Думаю, нет.

– Я готов тщательно проработать операцию захвата интересующих нас лиц.

– Преждевременно. Они готовят акцию "Прыжок". Валленберг - исполнитель. Он подошел им по известным тебе параметрам. Лабораторная мышка. Дезориентированная полностью. Старый мистификатор крутит им, как хочет. Мешать им не будем, посмотрим на результат.

– Вытащим каштаны из огня их же руками?

– Совершенно верно.

– А насколько будет полной информация о конечном результате "прыжка"?

– Настолько, насколько приближен к Краузе наш человек... К Краузе и - к Валленнбергу. Информация, полагаю, будет исчерпаюей.

– И тебе удалось настолько глубоко внедрить...

– Нет. Скажу откровенно. Это - не внедрение. Это вербовка, закрепленная психологическим кодом.

– Даже не представляю, как тебе такое и удалось... Действительно: как ты сумел?..

– А никакого кода защиты и не было, дорогой Майкл. Мы имели дело с его любимой и единственной внучкой... Какой материал, Майкл! Ка-акой материал!.. Очень трудно завидовать Валленбергу, как ты понимаешь... Но - в настоящий момент... я бы хотел оказаться на его месте!

МИССИЯ ИЗБРАННОГО

Январским поздним вечером Ричард вышел на опоясывающий виллу балкон, облокотившись на балюстраду. Морозный ветер свистал в ночи, растворившей во мраке горы; черное пространство заполонило мир, и только колючие звезды в бездонности неба обозначали существование тверди земной, - неразличимой в круговерти бушевавшей стихии.

Растрескавшийся мрамор балюстрады напоминал о днях иных, канувших в вечность вместе с теми, кто когда-то отстроил это "орлиное гнездо", как символ могущества тевтонского духа, венчавшего неприступный утес; и кто мог ведать, что именно здесь начнется мистерия древне-германской традиции, и жертвой на алтаре суждено быть ему, - Ричарду Валленбергу.

Время близилось к полуночи; пора было идти в подземелье замка, где его ждали двенадцать посвященных, возглавляемых Великим Магистром Краузе, - тринадцатым.

В преддверии подземелья двое молчаливых лам омыли его благовонной водой и одели в старинный балахон тибетского монаха.

Затем распахнулась тяжелая дубовая дверь, окованная черным железом, и Ричард вошел под низкие своды храма, таящегося в глубине скалы.

Знание было дано ему, и потому спокойно, даже с толикой равнодушного отчуждения, он оглядел собравшихся здесь "рыцарей" в древних одеждах и рогатых шлемах, скрывающих лица.

Горели свечи, тлели в бронзовых чашах ритуальные гималайские травы, тени участников действа густо чернели на потолке и стенах, а над алтарем с магическим кругом медленно вращалась плоская золотая свастика, подвешенная на тонкой цепи.

Ричард опустился перед алтарем на колени, застыв в молчании медитации.

Камень амулета, выпростанный из-под балахона, приобрел оранжевый оттенок, а потом неуклонно начал голубеть, как бы откликаясь на каждое гортанное заклинание, произносимое Магистром. "Рыцари" вторили ему, обступая Ричарда замкнутым кругом.

Магистр поднял старый кинжал, некогда хранившийся в желтом портфеле, установив его жало в центре круга.

Кинжал словно завис в воздухе, блистая каменьями, вкрапленными в рукоять; вращение свастики усилилось вместе с хором голосов, слившихся в таинственной, вкрадчивой гармонии; перед взором Ричарда поплыла белесая пелена, в которой различалось лишь пламя свечей, сливавшихся в единый огонь, и вдруг - он как бы нырнул с открытыми глазами в теплую мутноватую речку: вот мелькнул свет, наполнявший верхнюю толщу воды, затем в рыжеватой мути почудились какието бесформенные очертания, но в ту же секунду размытость призрачных образов исчезла, сменившись ослепительной, рельефной реальностью.

Он будто обрел иное зрение, различающее все полутона, каждый штришок, и, казалось, еще мгновение, и взгляд его познает тайну сцепления частиц, составляющих тот мир, что внезапно восстал перед ним, заворожив душу жутким, как осознание падения с высоты, открытием: он - в ином пространстве и в ином времени, где все носило печать неземного, чужеродного естества.

Над ним простиралось глубокое фиолетовое небо без малейшего облачка, вокруг же - дыбились красноватые растрескавшиеся скалы, и неживая буроватая растительность с черными, отливавшие блеском антрацита колючками, пробивалась в трещинах иссохшей почвы, что никогда, как он интуитивно уверился, не знала дождя.

Ричард стоял на гладкой дороге, по земным понятиям чем-то соответствующей проселку, однако без каких-либо ухабов и рытвин; каменистая утрамбованная поверхность была плотной и ровной, словно впрессованной неведомым гигантским катком в какую-то также неведомую твердь.

Все это походило на некое наркотическое сновидение, и он невольно коснулся рукой груди, нащупав амулет с камнем, по цвету теперь уже напоминавшим сапфир; после перевел взгляд на кисти рук, и столь же отчетливо, как видел малейшие камешки на дороге со всеми их рытвинками и гранями, узнал беловатые шрамы забытых порезов, матовое пятнышко на ногте мизинца...

Да, это был он - такой как есть, в здравом уме, ясном восприятии происходящего, одиноко стоящий на неведомой дороге в монашеском балахоне из мягкой мешковины бесформенного плетения, удобно облегавшим тело.

Вспомнились рогатые шлемы, склонившиеся над ним, блеск лезвия кинжала, как бы захваченного вращением свастики и вместе с ней поворачивающегося по какой-то незримой оси... Но - как давно и как бесконечно далеко отсюда случилось все это, и целая вселенная отделяет мистерию в подземелье замка от этих безжизненных скал и высочайшего неба иного мира; отделяет от всего того,что когда-то и где-то было с ним прежде...