Шпага д'Артаньяна, или Год спустя

Абдуразаков Ораз

И тогда суперинтендант, непревзойдённый мастер изящного компромисса, уловив настроения двора, нашёл выход из создавшейся патовой ситуации. Решение было, возможно, не ослепительно оригинальным, но это ничуть не умаляет его значения и того мужества, которого оно стоило. Ведь Кольберу, как никому другому, ведом был нрав Людовика, и он отлично сознавал, в какой гнев приведёт короля намёк на отмену снежной забавы, задуманной им совместно с любовницей. Вместе с тем он понимал, что показное рвение во время

штурма столь же легко может вызвать высочайшее раздражение. Именно поэтому он совершил поступок, по поводу которого даже Фронтенак, недолюбливавший Кольбера, был вынужден воскликнуть: «Соломонов суд!»

Лучшей характеристикой этому решению может послужить нижеследующий диалог, в котором приняли участие два уже известных читателю героя романа:

– Что ты скажешь по поводу предложения Кольбера, а? Вот так молодец!

– А что такое? Я ничего не знаю, друг мой.

– Как! Вот уже час это обсуждают буквально все, а ты, дорогой мой, по обыкновению витаешь в облаках?!

– Должно быть, все думали, что уж мне-то всё известно лучше других, и потому никто не удосужился сообщить мне новости.

– А ведь и правда! Как это Маникан ещё не у твоего уха?

– Поверишь ли, с утра не могу нигде его разыскать. Должно быть, волочится за фрейлинами; в итоге я ни о чём не осведомлён.

– Ладно, рассказывай сказки!

– Говорю же, я узнаю, если ты мне расскажешь, не иначе.

– Будь по-твоему.

– Значит, ты всё же просветишь меня?

– А то нет?! Я не желаю, чёрт побери, чтобы мой друг, сын маршала де Граммона, делал круглые глаза, узнав обо всём от дворцовых сплетников.

– Благодарю. Ты настоящий друг, Пегилен, да к тому же верный страж моей фамильной гордости, – усмехнулся де Гиш.

– Довольно лести, граф, я, право, смущён! – важно заявил капитан мушкетёров.

– Итак?

– Итак, главный распорядитель празднеств, высокочтимый господин суперинтендант, устраивает завтра большую охоту.

– А! Охота?

– На сей раз всё по-настоящему, не то что у тебя с де Вардом. Загонщики, доезжачие, гончие, главный ловчий – всё как положено. Только, умоляю, постарайся завтра вооружиться чем-нибудь посерьёзнее пары дуэльных пистолетов.

– Обещаю взять три пистолета.

– Вот это дело! Этак ты снова станешь центром всеобщего внимания и обожания. Подумать только, каким ангелом становится человек на смертном одре! Я нисколько не стремлюсь умалить твоих достоинств и добродетелей, но чёрт возьми!.. Когда на пятый день твоего… э-э… охотничьего недуга дамы восклицали «Святой Гиш!», – это был уже перебор, милый мой.

– Что не мешало им по выздоровлении восстановить в памяти дополненный список моих грехопадений, – улыбнулся де Гиш.

– Одно немыслимо без другого! В каждом херувиме, знаешь ли, заключена частица дьявола, да и у чертей по воскресеньям, бывает, немилосердно зудит между лопатками. При дворе грешник куда популярнее монаха, тебе ли не знать этого? Вот и получается, что ты был героем целых два месяца; но теперь очередь других, возможно даже – моя. Будь же заправским игроком, дай шанс менее удачливым соперникам.

– Не себя ли ты величаешь неудачником, Пегилен? В таком случае поздравляю: ты скромен, как Иосиф. Тебе, королевскому фавориту, капитану мушкетёров, преемнику великого д’Артаньяна, не хватает ещё и славы мученика? Недурно!

– Ах, между мною и моим предшественником есть три существенных различия.

– Каких же, барон? Сделай милость, объясни мне эту загадку.

– Охотно. Как я уже говорил, есть три различия, и вот первое из них: я не граф.

– Это святая истина, пока ты не граф, – кивнул де Гиш, – далее?

– Во-вторых, я – не маршал Франции.

– Однако даже сам господин д’Артаньян стал им лишь в последний день жизни, – заметил де Гиш, – в то время, замечу, он несколько превосходил тебя возрастом. Я не ошибаюсь?

– О нет, маршалу и впрямь было шестьдесят лет.

– Следовательно, у тебя в запасе ещё лет тридцать беспорочной службы.

– Думается, это так, хотя тот же маркиз дю Плесси – мой ровесник, а ему звание маршала было пожаловано сразу вслед за д’Артаньяном. Но, как бы то ни было, ты проливаешь бальзам на мои раны, граф, хотя есть ещё одно…

– Ах, да!

– Третье различие.

– Я весь – уши, капитан.

– Третье различие… на сей раз утешить меня не удастся даже тебе…

– Послушаем, Пегилен.

– Итак, третье и главное различие между мною и покойным маршалом заключается в том, что я – не д’Артаньян, – закончил де Лозен с самой скорбной миной.

– Действительно, тут уж ничего не попишешь! – воскликнул де Гиш, не в силах удержаться от смеха. – Довольствуйся тем, что ты – гасконец, как и он, милый друг. И ради того чтобы ты не был столь безутешен, ибо это – горе непоправимое, я…

– Ты?..

– Согласен оказать тебе услугу.

– Какую именно?

– На завтрашнюю охоту я возьму с собой отменный карабин.

– Здорово!

– Таким образом, я окажусь в безопасности, а тебе будет предоставлена полная возможность картинно дать растерзать себя клыкам… Кстати, кого собираются затравить?

– Грозу окрестных селян – волков.

– Значит, клыкам серого хищника. Это будет потрясающе! Скажи, ты доволен?

– Насколько может быть доволен смертный! Я благодарен тебе, мой верный товарищ, ты снова, в который раз, жертвуешь собой, уступая мне лучшую долю. Сердце моё переполняет признательность.