Шпага флибустьера
Шрифт:
Криспин горько улыбнулся:
— Некоторое время назад ее светлость очень доходчиво объяснила мне, как далеко развела нас жизнь. Она — сестра маркиза, а я — пират. Кроме того, она собиралась замуж за лорда Маунтэйна.
Матт сделал протестующий жест:
— Что из того? Ты можешь расправиться с этим фатом голыми руками. Если тебе действительно нравится девушка, ты не можешь допустить, чтобы такой пустяк помещал тебе.
Криспин покачал головой:
— Это пиратские средства, Матт. Они не помогут мне с ее светлостью.
Он замолчал, и на его лице отразилась глубокая внутренняя
— Кроме того, что я могу предложить ей? Ни дома, ни доброго имени, только имя и руки, запятнанные невинной кровью. — Матт сделал протестующий жест, но Криспин продолжал: — Да, невинной кровью, пусть даже и испанской. Ты забыл плачущих монахинь, которых мы гнали перед собой, когда шли на штурм Порто-Бэлло, или как мы убивали и пытали в Панаме? Нет, я не могу предложить ей стать моей женой. Она вернется в Англию, поразмыслив, выйдет замуж за Маунтэйна и, возможно, иногда добром вспомнит человека, который помог ей, хотя он и пират.
Он выпрямился.
— Тьфу! Я рассуждаю, как томящийся от любви школьник! Счастье, что никто, кроме тебя, не слышит меня.
— Да, не дай Бог, команда услышит такие речи. Ты не сможешь держать их в ежовых рукавицах, парень! Они легко предадут нас при первой опасности, а пока вон там затевается пакость совсем другого сорта.
Он кивнул в сторону большой свинцово-черной тучи, которая появилась на севере. Ветер, который так успешно помог им выбраться из гавани, уже затих. Стало душно, море сделалось угрюмо-неподвижным, горизонт затянуло сплошным туманом. «Санто-Розарио» лежал в дрейфе, слабо покачиваясь на слегка фиолетовых волнах.
Зловещие приметы были замечены не только помощником капитана. Матросы начали невнятно переговариваться между собой, они собирались группками на палубе и раздраженно обсуждали погоду. На борту не было человека (за исключением юного виконта), который не понимал бы тяжести положения, в которое они попали.
Эта опасность тяжелым грузом лежала на сердце Криспина, когда он спускался к своим пассажирам, хотя ради их спокойствия он попытался скрыть свои опасения. Однако с приближением ночи даже их неискушенные глаза могли достаточно ясно заметить опасность, так как штиль постепенно превратился в такой шторм, что, казалось, корабль не переживет его. С затянутого грозовыми тучами неба лились потоки дождя, гигантские волны грозили вот-вот перевернуть корабль. «Санто-Розарио» несся, подгоняемый сильными порывами ветра, который далеко отнес корабль от курса.
Капитан Барбикэн и его люди отчаянно пытались сохранить вздрагивающее от напряжения судно, которое было похоже на раненое животное, застигнутое бурей. А в это время Фрэнсис, Хэл и Джонатан, бледные и испуганные, сидели в кают-компании. За всю эту долгую ночь они только однажды видели Криспина, когда он зашел к ним, чтобы сказать: он сделал все, что мог. Он был насквозь мокрым: вода ручьем стекала с его волос, намокшая батистовая рубашка прилипла к широким плечам. Мрачное, усталое выражение лица подтверждало их наихудшие опасения.
— Кажется, вы хотите сказать, что мы должны покинуть корабль? — воскликнул Хэл.
Криспин покачал головой.
— Сейчас мы еще на ходу. Большего я не могу сказать, —
Она вскочила, подошла к нему и заглянула в глаза.
— Надежда, Криспин? Скажите правду — я не испугаюсь!
— Я сказал, миледи. Только надежда, не более, — судорога боли исказила его лицо. — Я не могу простить себе, что подверг вас такой опасности!
Очередной порыв штормового ветра наклонил корабль, и девушка потеряла равновесие. Криспин протянул руки, чтобы поддержать ее, и на мгновенье она прижалась к нему и тихо, так, чтобы другие не слышали, сказала на ухо:
— Существует только одна опасность, которой я боюсь, и вы избавили меня от нее. Пускай происходит все что угодно, я не возражаю.
Возвращаясь на палубу, он вспоминал эти слова и ее открытый взгляд.
«Санто-Розарио» был в отчаянном положении. Большая часть такелажа была порвана, огромные волны смыли за борт две шлюпки, а когда выяснилось, что судно дало течь, казалось, что все погибло. С неподвижным лицом Криспин отдал приказ, который давал надежду на спасение, — выбросить за борт пушки. Одна за другой пушки полетели в море, и благодаря этому галеон остался на плаву.
Корабль все еще не затонул, когда с рассветом ураган пошел на убыль и оставил их барахтаться между длинными валами, которые казались абсолютно черными. Но как долго они смогут продержаться — это другой вопрос. Помпы работали в полную силу, нейтрализуя течь, и это давало кораблю шанс благополучно выдержать шторм.
Когда рассвело, Криспин послал человека наверх осмотреть горизонт, попытаться увидеть другой корабль, но на много миль вокруг ничего не было видно, кроме бескрайнего пустынного моря. Капитан в тяжелых раздумьях шагал по корме, когда голос впередсмотрящего прокричал:
— Земля!
Новость разбудила надежду. Земля могла оказаться дружественной или враждебной, она могла быть испанской колонией или принадлежать агрессивно настроенным индейцам, но это была земля.
Наконец небо прояснилось. Черно-голубые тучи ушли за горизонт, открывая низкий, лесистый остров. При виде этой картины пиратов охватило безудержное веселье: они узнали этот затерявшийся в море клочок суши. Этот остров был излюбленным местом встреч «береговых братьев»и одной из самых больших естественных гаваней на Карибах. Ясно, что судьба покровительствовала им. Это событие сразу же окрестили «удачей Барбикэна». Воодушевленными криками «Ура!» команда встретила своего капитана, которого незадолго до этого матросы были готовы убить.
День еще только начинался, чистый и сверкающий после шторма, когда они достигли острова. Криспин, все еще стоявший на корме, увидел выходящую из каюты Фрэнсис и пригласил ее присоединиться к нему. Она подошла, встала рядом и устремила нетерпеливый взгляд на землю, которая была уже так близко.
— Как прекрасно! Где мы, Криспин?
— Боюсь, что мы на много миль отклонились от курса. Эта земля известна среди «береговых братьев» как Пиратский остров, здесь любимое место их встреч. Нужно благодарить провидение, которое привело нас сюда, миледи, так как следующей ночью мы могли бы пойти ко дну.