Шпагу князю Оболенскому! (сборник)
Шрифт:
Андрею будто сапогом в живот ударили. "Ему, значит, чтобы жить, все время молодая кровь нужна…" Таившаяся все эти дни где-то внутри глухая тревога вдруг забилась в нем, как птица, залетевшая в дом.
— Ты чего не пьешь? Закуски не жди, у меня — по-западному.
Андрей как-то вяло, неинтересно отшутился, сказав, что до семи не пьет, а после семи не имеет права, и встал. Чтобы хоть чем ответить на радушие хозяина, уже идя к двери, похвалил ружье.
— Штучное, заказное. Другого такого нет, — веско сообщил Великий. Охотбилет в порядке.
— Жаль, одностволка.
Хозяин жестко улыбнулся:
— А мне обычно второго выстрела уже не надо, одного хватает. — Вышел вслед за Андреем на крыльцо, добавил, вроде поучая: — Вот так и надо жить, лейтенант — хоть и коротко, но ярко и сильно, как выстрел. Правда, чтобы
Выйдя за калитку Андрей расстегнул воротник, зашагал торопливо, сбиваясь с ноги. Будь в это время кто на улице, непременно бы решил, что участковый принял хорошую дозу, глазам бы своим не поверил.
Андрей глубоко вздохнул…
Впереди него скакала в клуб Галка. Шуганула разлегшегося на дороге кота, поддала ногой выкатившийся за калитку мячик, подпрыгнула и сорвала задержавшийся на ветке листок. Наконец, повертев головой, заметила Андрея.
— Ой, Андрейка, ты тоже в клуб? Как здорово! Проводи меня, пожалуйста, — так хочется с тобой под ручку пройтись!
— Как твои курочки? — улыбаясь, спросил Андрей.
— Целенькие, Андрюша, целенькие! Как ты и обещал. Все-то у тебя получается, все успеваешь, участковый. Женить бы тебя еще. Я б за тебя пошла. Ну так за милиционера хочется! А ты? Взял бы меня?
— Какой из меня муж? Дома почти не бываю.
— Вот и хорошо: я бы тебя ждала, беспокоилась. И любила бы! Ой, вон Милка идет, на нас смотрит — дай я тебе поцелую, — потянулась к нему своей славной мордашкой и поцеловала его в покрасневшую щеку. — Потанцуй сегодня со мной, ладно? Чтоб все видели. Пусть думают, что у нас любовь…
— Погоди, — удержал ее Андрей. — Ты у дачника тоже в гостях была?
— Ой, такой дядечка интересный! Чего только не врет! Наши мальчишки от него прямо балдеют, особенно Мишка с дружками. Он их мушкетерами прозвал, они и рады, дураки… Андрейка, — она прижала руки к щекам; на лице радостно заиграли ямочки, в которых спрятались уголки веселых губ, Андрейка, ты меня ревнуешь! Вот здорово! Дождалась наконец! — и уже сорвалась было с места — бежать к подругам.
— Постой! — Андрей в сомнении покусал губу. — Скажи… Впрочем, ладно… не надо. Ерунда…
— Ты странный какой-то, — огорчилась Галка. — Случилось что? Не заболел? — И, не ожидая ответа, пошла, оглядываясь, надеясь, что он снова остановит ее и все-таки скажет что-то важное.
У клуба уже никого не было — танцы только что начались, и никто еще не выбегал подышать или покурить, а то и отношения выяснить. Андрей вспомнил, как вначале ему было неловко приходить сюда в форме. Казалось, все видят в нем чужого, незваного человека, который одним своим видом мешает людям веселиться. Но так было недолго и изменилось враз, после одного случая. Было так: Андрей стоял у окна, разговаривал с командиром дружины — маленьким Богатыревым. Вдруг завизжали, бросились по сторонам, прижались к стенкам девчонки, расступились ребята — и в середине зала остался стоять забуянивший проезжий шофер, с синяком под глазом, в разорванной рубахе и с ножом в руке. Он мутным, тупо-злым взглядом водил по сторонам, кого-то высматривая. Андрей — его будто в спину толкнуло смело подошел к нему, с какой-то машинальной ловкостью заломил поднятую уже для удара руку и вывел пьяного парня на улицу. Все получилось очень быстро, деловито — Андрей и сам не понял, откуда что взялось.
Вот тогда он впервые почувствовал себя настоящим милиционером, стражем порядка. Тогда-то и стал замечать, что его приход радует людей, им делается спокойнее в его присутствии, и девчонки становятся веселей, и ребята на глазах скромнеют. Уверялся Андрей в такие минуты, что правильную выбрал он себе работу…
Маленький Богатырев, в черном костюме, с красной повязкой на рукаве, чеканя шаг, подошел к Андрею, кинул руку к виску, доложил:
— Товарищ участковый инспектор, на вверенном под мою охрану объекте наблюдается нерушимый общественный порядок. Лиц в нетрезвом состоянии на настоящий момент в наличии не имеется ввиду отсутствия таковых. Командир Синереченской колхозной добровольной народной дружины старший сержант запаса Богатырев. — Стукнул каблуком и протянул руку для пожатия.
Андрей в ответ
А танцы неслись своим бурным чередом. Музыки не было слышно, танцоров почти не было видно — были шум и топот, была пыль столбом и дым коромыслом. В самой гуще, с удовольствием и азартом, взметывая волосы, отплясывала Галка, визжа от восторга. Получалось у нее ловко, красиво, от души — ноги длинные, талия гибкая и рот до ушей.
Андрей отошел к кассе, где стояло несколько человек за билетами в кино. Кто-то кивнул ему: становись, мол, передо мной, кто-то незаметно ткнул в стену окурок, помахал рукой, разгоняя дым. Андрей же искал глазами "мушкетеров", которые только что крутились здесь, демонстративно не поздоровались с ним, пошептались и исчезли. Андрею казалось, что он безнадежно опаздывает, что ему надо прямо сейчас разыскать их и сказать что-то очень важное, и если он этого не сделает, не успеет, то уже ничего нельзя будет поправить.
Андрей вышел на улицу, где было уже по-осеннему темно и глухо, постоял на крыльце, подумал и пошел в правление.
У себя в кабинете он задернул на окнах шторки, сел за стол и достал листок бумаги. Задумался, начал было что-то писать, да скомкал лист и мелко порвал его.
Впервые Андрей обратил на них внимание, когда пожаловались из школы. Тогда же он, приглядевшись, убедился, что компания эта, хоть и шкодливая, но пока сравнительно безобидная. Шастали порой ребята по лесам вместо уроков, не обходили, конечно, стораной чужих садов и огородов, дерзили старшим, воевали с отцом Леонидом, но в то же время хорошо работали летом в колхозе. Расположила к ним Андрея и их настоящая, не мальчишеская дружба — такая, вообще-то, редко бывает в их возрасте, когда и симпатии и неприязнь сменяются так же быстро, как и настроения. И тогда же с жалостью и тревогой понял участковый, на чем эта дружба держится: вся троица росла без отцов. Колька Челюкан своего вообще никогда не видел и не знал; отец Васьки Кролика, похожего на поросенка, был давно осужден за крупную кражу; ну а Мишкин "батянька" тоже как родитель в счет не шел, ограничивал роль воспитателя и наставника сугубо карательными акциями. И, значит, в своей дружбе, во взаимной заботе находили они то, что не давала и не могла дать им семья. Ни один из них при случае не мог обещающе пригрозить сильному и несправедливому обидчику: "Я вот отцу скажу, он тебе покажет!" — а вместе они были сильны, никого не боялись и, если что, сами могли постоять друг за друга, тем более ребята были не из робких и кулаков в карманах не прятали, кукиш за спипой не показывали.
Одно время тянулись они к Сеньке Ковбою, подражали ему и в хорошем и в дурном, не умея еще порой отличить одно от другого, многое успели перенять. Возраст их — Андрей это хорошо понимал: сам еще не так далеко ушел от него, чтобы забыть, — требовал старшего друга — сильного, бесстрашного, на которого надо походить, с которого хочется лепить и свой характер, свою судьбу и которого все нет и нет…
Андрей твердо знал, что именно в этом возрасте выбирает себя человек, переходя незримый рубеж, тут решается, каким он будет, какой дорогой пойдет. Все, что было учено раньше, подвергалось сомнениям, проверке и осуждению, пересматривалось и нередко без сожаления отбрасывалось. Именно в эти годы окончательно решалось для себя: что благороднее и мужественнее — безжалостно, не дрогнув сердцем, обидеть и унизить слабого или бесстрашно стать на его защиту. В этом возрасте выбирался герой, и нередко на всю жизнь.
Но главное, что уже было ими приобретено, что никак и никому нельзя было тронуть неосторожной рукой, задеть необдуманным или грубым словом, это болезненно острое чувство личного достоинства. И у таких, обделенных, оно требовало уважения беспрекословного…
С чего начать, думал тогда Андрей, как с ними быть, — ругать, пугать и принимать меры?
Один случай вдруг поставил все на свои места, каждому отвел свою роль, хотя вначале Андрей и сомневался, правильно ли он поступает. Как-то в клубе, который троица посещала исправно, Андрей увидел, что Колька Челюкан, сидя на краю сцены, грызет семечки и нахально сплевывает шелуху прямо в зал, под ноги танцующим. Андрей подошел к нему и вежливо, как взрослому, сделал замечание. Кольке это понравилось, рад был, что привлек внимание, и он великодушно сказал: "Ладно уж, не буду", посчитав инцидент исчерпанным.