Шпион, или Повесть о нейтральной территории (др. изд.)
Шрифт:
— Ах да, припоминаю такого молодого человека. Неужели всемогущий конгресс этих взбунтовавшихся колоний доверяет командование подобному воину!
— Спросите командира гессенской конницы, считает ли он майора Данвуди достойным такого доверия.
Полковник Уэлмир был не лишен той гордости, которая заставляет человека отважно держаться перед лицом врага. Он давно служил в английских войсках в Америке, но сталкивался лишь с молодыми рекрутами и местными, ополченцами. Они нередко дрались, и даже храбро, но так же часто пускались наутек, не спустив курка. Этот полковник имел обыкновение судить обо всем по внешности, он не допускал и мысли, чтоб американцы могли одержать победу над людьми в таких чистых штиблетах, так мерно чеканящих шаг, умеющих с такой точностью заходить флангом. Ко всему этому они —
— Неужели вы хотите, чтобы мы отступили перед этими спесивыми кавалеристами, ничем не омрачив их славы, которую вы, кажется, считаете заслуженной?
— Я хотел бы только предостеречь вас, полковник Уэлмир, об опасности, которой вы подвергаетесь.
— Опасность — неподобающее солдату слово, — с усмешкой продолжал британский полковник.
— И солдаты шестидесятого полка так же мало боятся опасности, как и те, что носят мундир королевской армии! — с запальчивостью воскликнул Генри Уортон. — Отдайте приказ к наступлению, и пусть наши действия говорят сами за себя.
— Наконец-то я узнаю своего молодого друга! — успокоительно заметил полковник Уэлмир. — Но, быть может, вы сообщите какие-нибудь подробности, которые пригодятся нам в наступлении? Вам известны силы мятежников, есть ли у них части в засаде?
— Да, — ответил молодой человек, все еще раздосадованный насмешками полковника, — на опушке леса справа от нас — небольшой отряд пехотинцев, а кавалерия — вся перед вами.
— Ну, она долго здесь не продержится! — вскричал полковник и, обращаясь к офицерам, которые его окружили, сказал:
— Джентльмены, мы перейдем через реку, выстроившись в колонну, и развернем фронт на противоположном берегу, иначе нам не удастся заставить этих храбрых янки подойти поближе к нашим мушкетам. Капитан Уортон, я рассчитываю на вашу помощь в качестве адъютанта.
Молодой капитан покачал головой — здравый смысл подсказывал ему, что это опрометчивый шаг; однако он приготовился мужественно исполнить свой долг в предстоящем испытании.
Пока происходил этот разговор — неподалеку от англичан и на виду у американцев, — майор Данвуди собрал рассеявшихся по долине солдат, велел заключить под стражу пленных и отошел на позицию, которую занимал до первого появления неприятеля. Довольный достигнутым успехом и рассчитывая, что англичане достаточно осторожны, чтобы не дать ему случай разбить сегодня их еще раз, он решил вызвать из леса пехотинцев, а затем, оставив на поле боя сильный отряд для наблюдения за неприятелем, отойти со своими солдатами на несколько миль в облюбованное им место для стоянки на ночь.
Капитан Лоутон с неодобрением слушал рассуждения своего начальника; он достал свою неизменную подзорную трубу, чтобы посмотреть, нельзя ли все-таки еще раз успешно атаковать врага, и вдруг вскрикнул:
— Что за чертовщина, синий сюртук среди красных мундиров! Клянусь Виржинией, это мой переряженный приятель из шестидесятого полка, красавчик капитан. Уортон, — он ускользнул от двух моих лучших солдат!
Не успел он произнести эти слова, как подъехал драгун — тот, что остался в живых после стычки с ковбоями, — ведя на поводу их лошадей и свою собственную; он доложил о смерти товарища и о бегстве пленника. Так как к капитану Уортону был приставлен тот драгун, которого убили, а второго нельзя было винить за то, что он бросился спасать лошадей, порученных его охране, то капитан Лоутон выслушал его с огорчением, по не рассердился.
Это известие совершенно изменило планы майора Данвуди. Он сразу понял, что побег Уортона может набросить тень на его собственное доброе имя. Приказ отозвать пехотинцев был отменен, и Данвуди стал наблюдать за врагом, ожидая с таким же нетерпением, как и пылкий Лоутон, малейшей возможности атаковать неприятеля.
Всего лишь два часа назад Данвуди казалось, что самый жестокий удар судьба ему нанесла, когда случай сделал Генри его пленником. Теперь он готов был поставить на карту свою жизнь, лишь бы снова задержать своего, друга. Все остальные соображения отступили перед муками уязвленного самолюбия, и, возможно, он превзошел бы капитана Лоутона в безрассудстве, если бы в это мгновение полковник Уэлмир и его солдаты не перешли мост и не вышли на открытую равнину.
— Смотрите! — в восторге крикнул капитан Лоутон, показывая пальцем на движущуюся колонну. — Джон Булл note 28 сам идет в мышеловку!
— Так и есть! — с жаром отозвался Данвуди. — Вряд ли они развернутся на этой равнине: Уортон, наверное, предупредил их о вашей засаде. Но, если они это сделают…
— ..из их войска не уцелеет и десятка солдат, — прервал его капитан Лоутон, вскочив на коня.
Вскоре все стало ясно: англичане, пройдя небольшое расстояние по ровному полю, развернули фронт с такой старательностью, которая сделала бы им честь во время парада в Лондонском Гайд-парке.
Note28
Джон Булл (по-английски “Джон Бык”) — так насмешливо прозвал англичан писатель-сатирик Джонатан Свифт (1667 — 1745).
— Приготовиться! На коней! — крикнул майор Данвуди.
Капитан Лоутон повторил последние слова, да так зычно, что они прозвенели в ушах Цезаря, стоявшего у открытого окна в доме мистера Уортона. Негр в ужасе отскочил; он уже не думал больше, что капитан Лоутон трус, и теперь ему чудилось, что он все еще видит, как капитан вышел из засады, размахивая саблей над головой.
Англичане подходили медленно и в полном порядке, но тут американская пехота открыла сильный огонь, который начал беспокоить части королевской армии, находившиеся ближе к лесу. По совету подполковника, старого вояки, Уэлмир отдал двум ротам приказ выбить из прикрытия американских пехотинцев. Перегруппировка вызвала легкое замешательство, чем Данвуди и воспользовался для наступления. Местность была как будто нарочно выбрана для действий кавалерии, и англичане не могли отразить натиск виргинцев. Чтобы американские солдаты не попали под выстрелы своих же товарищей, спрятавшихся в засаде, удар был направлен на дальний берег роки, против леса, и атака увенчалась полным успехом. Полковник Уэлмир, сражавшийся на левом фланге, был опрокинут стремительным нападением врага. Данвуди подоспел вовремя, спас его от сабли одного из своих солдат, поднял с земли, помог сесть на коня и сдал под охрану ординарцу. Выбить пехотинцев из засады Уэлмир поручил тому самому вояке, который предложил эту операцию, и тогда опасность была бы немалой для нерегулярных американских отрядов. Но свою задачу они уже выполнили и теперь двинулись по опушке леса к лошадям, оставленным под охраной на северном крае долины.
Американцы обошли англичан слева и, ударив с тыла, на этом участке обратили их в бегство. Однако второй английский командир, следивший за ходом битвы, мгновенно повернул свой отряд и открыл сильный огонь по драгунам, которые подходили, чтобы начать атаку. В этом отряде был и Генри Уортон, вызвавшийся выбить пехотинцев из леса; раненный в левую руку, он был вынужден держать поводья правой. Когда мимо него под воинственную музыку трубачей с громкими криками проскакали драгуны, разгоряченная лошадь Генри перестала слушаться, бросилась вперед, встала на дыбы, и раненному в руку седоку не удалось справиться с ней. Через минуту Генри Уортон волей-неволей мчался рядом с капитаном Лоутоном. Драгун одним взглядом оценил смешное положение своего неожиданного спутника, но тут оба врезались в линию англичан, и он успел только крикнуть:
— Конь знает лучше, чем его седок, чье дело правое! Добро пожаловать в ряды борцов за свободу, капитан Уортон!
Как только наступление кончилось, капитан Лоутон, не теряя времени, снова взял под стражу своего пленника, а увидев, что тот ранен, приказал отвести его в тыл.
Виргинцы не больно церемонились и с отрядом королевской пехоты, которая почти целиком оказалась в их власти. Заметив, что остатки гессенцев снова отважились выйти на равнину, Данвуди пустился в погоню, быстро догнал их слабых, плохо кормленных лошадей и вскоре разбил немцев наголову.