Шпион, или Повесть о нейтральной территории (др. изд.)
Шрифт:
— Господь не велел отправлять к нему души с такой поспешностью, — торжественным тоном сказал Бёрч.
— Ты прав, — ответил Данвуди. — Тебе продлят жизнь на несколько коротких часов, но, так как ты совершил самое гнусное преступление в глазах солдата, то и кара будет солдатская; завтра ты умрешь.
— Да свершится воля божья.
— Я потратил немало времени, чтоб схватить этого мошенника, — сказал скиннер, подойдя чуть поближе. — Надеюсь, вы дадите мне расписку, чтоб я мог получить награду, — ведь за него обещали заплатить золотом.
— Майор Данвуди, — обратился к командиру дежурный офицер, входя в комнату, — патруль доложил, что неподалеку от вчерашнего поля
— Это сгорела лачуга разносчика, — пробормотал вожак бандитской шайки, — мы и черепицы на ней не оставили; теперь ему некуда сунуться. Давно бы спалили мы этот сарай, да он нам был нужен как приманка, чтоб изловить хитрую лису.
— Вы, как видно, здорово изобретательный “патриот”, — заметил Лоутон. — Капитан Данвуди, я поддерживаю требование этого достойного джентльмена и прошу, чтоб мне поручили наградить его и его дружков.
— Не возражаю. А ты, несчастный, готовься к участи, которая постигнет тебя завтра еще до захода солнца.
— Жизнь мало прельщает меня, — ответил Гарви и, подняв глаза, медленно обвел взглядом незнакомые лица драгун.
— Идемте, достойные сыны Америки! — сказал Лоутон. — Идемте за мной, вы получите свою награду!
Разбойники, нимало не мешкая, последовали за капитаном в отведенное для его солдат помещение.
Не в характере Данвуди было глумиться над поверженным врагом, и, подумав немного, он добавил несколько мягче:
— Ведь тебя уже судили, Гарви Бёрч, и было доказано, что ты слишком опасный враг свободы Америки, чтобы можно было оставить тебя в живых.
— Доказано! — вздрогнув, повторил разносчик и выпрямился, точно тюк, висевший у него за плечами, ничего не весил.
— Да, доказано! Тебя обвиняют в том, что ты бродил поблизости от континентальной армии, собирая сведения о ее передвижениях, и сообщал их неприятелю, тем самым помогая англичанам расстраивать планы Вашингтона.
— И вы полагаете, что Вашингтон подтвердил бы это?
— Конечно, подтвердил бы; даже правосудие Вашингтона и то обвинило бы тебя.
— Нет, нет и нет! — крикнул разносчик таким голосом и с таким выражением, что Данвуди был поражен. — Вашингтон видит, что прячется за лживой личиной тех, кто прикидывается патриотами. Разве сам он не поставил свою жизнь на карту? Если для меня уготована виселица, не угрожала ли и ему подобная участь? Нет, нет и нет… Вашингтон никогда не сказал бы: ведите его на виселицу.
— Может быть, у тебя есть доказательства, несчастный, которые убедили бы главнокомандующего в твоей невиновности? — спросил майор, придя в себя от изумления, вызванного словами разносчика.
Бёрч дрожал, волнуемый противоречивыми чувствами. Лицо его покрылось мертвенной бледностью. Он вытащил из-за пазухи жестяную коробочку и открыл ее — там лежал маленький клочок бумаги. Мгновение глаза разносчика были прикованы, к этой бумажке, затем он протянул ее Данвуди, но вдруг отдернул руку и сказал:
— Нет… Это умрет вместе со мной. Я помню условия моей службы и не куплю жизнь тем, что нарушу их… это умрет вместе со мной.
— Отдай бумагу, и, быть может, тебя помилуют! — воскликнул Данвуди, полагая, что документ откроет ему что-нибудь важное для дела свободы.
— Это умрет вместе со мной, — повторил Гарви, и его бледное лицо озарилось каким-то удивительным сиянием.
— Схватить изменника, вырвать у него тайну! — закричал майор.
Приказ поспешили исполнить, но разносчик оказался проворнее: он мигом проглотил бумажку. Офицеры, пораженные, замерли, а доктор воскликнул:
— Держите его, я дам ему рвотного.
— Не надо, — рассудил Данвуди, останавливая рукой доктора, — если его преступление велико, таким же будет и наказание.
— Ведите меня, — произнес Гарви и, сбросив с плеч тюк, с непостижимым достоинством пошел к дверям.
— Куда? — удивленно спросил Данвуди.
— На виселицу.
— Нет, — сказал майор, сам ужаснувшись своему решению. — Долг повелевает мне приказать казнить тебя, но, конечно, не так поспешно. Подготовься к ужасной смерти, она произойдет завтра, в девять часов утра.
Данвуди шепотом отдал распоряжение младшему офицеру и знаком велел разносчику удалиться. Так кончилось веселье за столом.
Офицеры разошлись, и вскоре воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелыми шагами часового, ходившего взад и вперед по мерзлой земле перед “Отелем Фленеган”,
Глава 17
Есть люди, чьи подвижные черты
Не могут утаить движений сердца;
У них надежда, жалость и любовь,
Как в зеркале, находят отраженье
Но трезвый опыт учит нас скрывать
Тепло души за маской лицемерной,
Необходимой в этом мире лживом.
Офицер, которому Данвуди доверил разносчика, передал своего поднадзорного сержанту охраны. Подарок капитана Уортона не преминул оказать испытанное действие на молодого лейтенанта: все предметы вокруг покачивались и подпрыгивали у него перед глазами, и это навело его на мысль, что не мешало бы подкрепиться сном. Наказав сержанту не сводить глаз с арестованного, он закутался в плащ, растянулся на скамье перед камином и вскоре обрел желанный покой.
Позади дома тянулся грубо сколоченный сарай; в глубине его была отгорожена небольшая каморка, служившая кладовой для мелких земледельческих орудий. Однако в те времена беззакония все, что имело какую-нибудь ценность, быстро растаскивали; когда же появилась Бетти Фленеган и окинула зорким взглядом этот уголок, она сразу же решила устроить там склад для своих пожитков и убежище для собственной особы. Туда же снесли запасы оружия и кое-какое имущество отряда. Все эти сокровища находились под надзором часового, который шагал взад и вперед по сараю, охраняя тыл штаб-квартиры. Другой солдат, стороживший неподалеку от дома и присматривавший за лошадьми офицеров, мог наблюдать за наружной стеной. Сарай был без окон и лишь с одной дверью, поэтому предусмотрительный сержант рассудил, что лучшего места для узника не найти — пускай себе сидит здесь до часа казни. Сержант Холлистер пришел к такому решению по многим причинам; одной из них было отсутствие маркитантки, которая пристроилась возле очага на кухне и любовалась во сне отрядом виргинцев, атакующим неприятеля, причем свист, исходивший из ее носа, она принимала за звуки горна. Вторая причина проистекала из взглядов сержанта на жизнь и на смерть, благодаря которым этот ветеран слыл в своей среде редким образчиком благочестия и добродетели. Ему было уже за пятьдесят, и половину своей жизни он провел в армии. Но раз ему приходилось видеть, как люди неожиданно умирают; впечатление, которое производило на него это зрелище, резко отличалось от того, какое оно обычно производило на других, и в своем отряде он считался не только самым степенным, по и достойным наибольшего доверия солдатом. В награду за верность капитан Лоутон назначил его своим ординарцем.