Шпион, который любил меня
Шрифт:
Ситуация решительно изменилась после каникул, я подружилась с девочкой из Шотландии, Сюзен Дафф; ей нравились те же занятия на открытом воздухе, что и мне. Она тоже была единственным ребенком, и ее родители были рады, что я составляла компанию их дочери. Мы провели лето в Шотландии, а зимой и весной катались на лыжах по всей Европе: в Швейцарии, Австрии, Италии. И мы держались друг друга до самого окончания школы, в конце нас даже «выпустили» из школы вместе, а тетя Флоранс внесла за меня пятьсот фунтов на идиотский выпускной танцевальный вечер в отеле «Гайд Парк», и я попала в тот же «список» и танцевала те же идиотские танцы, а молодые люди — мои партнеры, казались мне грубыми и прыщавыми и совершенно лишенными мужественности по сравнению с канадскими юношами, которых я знала. (Но может быть я и ошибалась, так как один из них, самый прыщавый, участвовал в «Гранд нэшнл» [крупнейшие скачки с препятствиями, проводятся ежегодно весной на ипподроме Эйнтри близ Ливерпуля] и не сошел с дистанции.
И тогда я повстречалась с Диреком. В это время мне было семнадцать с половиной, и мы с Сьюзен жили в маленькой трехкомнатной квартирке на улице Оулд Черч, неподалеку от Кингз роуд. Был конец июня, уже поздно было организовывать один из
Вечеринка прошла успешно, даже слишком успешно. Пришли все тридцать приглашенных, а некоторые из них привели с собой еще и знакомых, так что людей было столько, что яблоку негде было упасть; гости сидели на лестнице, а один даже на унитазе, с девушкой на коленях. Шум и жара были ужасными. Может быть, в конце концов мы и не были теми добропорядочными буржуа, какими себя считали, а может быть, людям действительно нравятся настоящие буржуа, а не те, которые пытаются изображать из себя таковых. Во всяком случае конечно, случилось самое ужасное — у нас кончилась выпивка. Я стояла у стола, когда какой-то шутник опустошил последнюю бутылку шампанского и заорал придушенным голосом: «Воды! Воды! Или мы никогда больше не увидим Англии!!» Я занервничала и произнесла с глупым видом: «Но больше ничего нет». В это время высокий молодой человек, стоявший у стены сказал: «Нет есть. Вы забыли о винной лавке». Он взял меня за локоть и повел вниз по лестнице. «Пошли, — твердо сказал он. — Нельзя портить хорошую вечеринку. Мы достанем еще, в пивной!»
И мы отправились в пивную, купили две бутылки джина и горку горьких лимонов. Он настоял на том, что за джин платит он, а я заплатила за лимоны. Он был сильно «под мухой», но общаться с ним было все равно приятно. Он объяснил, что до нашей вечеринки был еще на одной и что к нам его привела молодая супружеская пара Норманы. Они были друзьями Сьюзен. Он сказал, что его зовут Дирек Моллаби, но я не обратила на это особого внимания, так как была озабочена тем, чтобы донести бутылки до гостей. Когда мы поднялись по лестнице, раздались радостные возгласы. Но к этому моменту вечеринка прошла свой пик и гости начали расходиться. Наконец, никого не осталось, кроме небольшой группки близких друзей и тех, кому негде было пообедать. Затем и они потихоньку разошлись, в том числе и Норманы, которые были очень милы. Уходя они сказали Диреку Моллаби, что ключ от двери он найдет под ковриком. А Сьюзен предложила всем пойти в кабачок «Попотт», что через дорогу, местечко, которое мне не нравилось. В это время Дирек Моллаби подошел ко мне, отвел волосы, закрывавшие мое ухо, и хриплым шепотом пригласил побродить с ним. Я согласилась. Думаю, потому, что он был высоким, сильным и взял инициативу в свои руки, в то время как я находилась в нерешительности.
Мы выплыли на душную вечернюю улицу из квартиры, напоминавшую после вечеринки поле битвы. Сьюзен с друзьями ушла, а мы поймали такси на Кингз Роуд. Дирек провез меня через весь Лондон в ресторанчик под названием «Бамбу» недалеко от Тоттенхэм Корт Роуд, в котором подавали только спагетти. Нам подали спагетти по-Белонски и бутылку Божоле. Он выпил почти всю бутылку сам и рассказал мне, что он живет недалеко от Виндзора, что ему почти восемнадцать лет, что ему предстояло учиться в школе еще один семестр, что в команде по крикету у него был одиннадцатый номер, что его отпустили в Лондон на двадцать четыре часа для того, чтобы встретиться с адвокатами его тетки, которая умерла и оставила ему какие-то деньги. Его родители провели с ним весь день и отправились в Крикетный клуб, чтобы посмотреть на стадионе «Лордз» игру с участием команды «Кент». Потом они вернулись в Виндзор и оставили его с Норманами. Предполагалось, что он тоже пойдет на стадион, а потом домой спать. Но его пригласили на одну вечеринку, потом ко мне и вообще как насчет того, чтобы посетить «Клуб 400».
Конечно, я оживилась. «400» — лондонский ночной клуб для высшей знати, а я никогда не была нигде, кроме винных погребков в Челси. Я немного рассказала ему о себе с юмором, описала свою школу. С ним было очень легко. Когда принесли счет, он абсолютно точно знал, сколько дать на чай, и мне он казался очень взрослым, я не могла себе представить, что он все еще ходит в школу. Но английские частные школы для того и предназначены, чтобы люди в них очень быстро взрослели и учились вести себя. В такси он взял меня за руку, и мне это показалось нормальным. В клубе его, кажется, знали. Был приятный полумрак, он заказал нам джин с тоником. На столик, который очевидно был его постоянным столиком, поставили полбутылки джина. Оркестр Мориса Смарта играл очень приятную мелодию. Мы пошли танцевать и сразу попали в такт. Он чувствовал музыку так же как и я. Мне действительно все очень нравилось. Я заметила, как приятно вьются на висках его темные волосы, что у него красивые руки и что, улыбаясь, он смотрит прямо в глаза. Мы пробыли в клубе до четырех утра. Джин был весь выпит, и когда мы вышли на улицу, мне пришлось держаться за него. Он остановил такси. Когда он обнял меня в машине, мне это опять таки показалось вполне естественным. Когда он поцеловал меня, я ответила тем же. От груди я дважды отводила его руку, но потом сочла это ханжеством. Но когда рука его поползла вниз, этого я ему не разрешила. Так же как воспротивилась его попытке положить мою руку туда, куда ему хотелось, хотя все мое тело дрожало от желания подчиниться ему. Наконец, слава богу, мы подъехали к дому. Он вышел из машины и проводил меня до дверей. Мы договорились встретиться еще раз, а он обещал написать мне. Когда мы целовались на прощание, он опустил руки вниз и сильно сжал мои ягодицы. Я все еще чувствовала его руки, даже после того как такси скрылось из вида. Я взглянула на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Глаза мои сияли так, словно внутри их были зажжены огоньки, хотя, вероятно, главной причиной был джин. Я подумала: «О, боже! Я влюбилась!»
3. Весеннее пробуждение
Нужно очень много времени, чтобы все это описать, а в воспоминаниях все проносится мгновенно. Очнувшись, я увидела, что все еще сижу в кресле, а по УОКО продолжается «Музыкальный поцелуй». И кто-то, может быть, даже Дон Шерли импровизировал на тему песни «Как она хороша, не правда ли». Лед в бокале растаял. Я поднялась, подошла к холодильнику и положила в стакан еще несколько кусочков, затем вернулась, снова удобно устроилась в кресле и с удовольствием, не спеша, сделала глоток. Потом закурила и снова очутилась в этом бесконечном лете.
Дирек закончил школу. К этому времени мы успели написать друг другу по четыре письма. Его первое письмо начиналось словом «любимая» и заканчивалось словами «люблю и целую». Он главным образом писал сколько очков получил играя в крикет, я о танцах, на которые ходила, о фильмах и спектаклях, которые я видела. Он собирался провести лето дома, и с нетерпением ждал, когда родители подарят ему, как обещали, подержанный «эм-джи». Он спрашивал, поеду ли я покататься с ним на этой машине. Сьюзен очень удивилась, когда я сказала ей, что не собираюсь в Шотландию, а хочу остаться в нашей квартире, по крайней мере на какое-то время. Я ей ничего не рассказывала о Диреке, и, так как я всегда вставала раньше ее по утрам, она ничего не знала о письмах. Вообще-то такая скрытность не в моем характере, но я дорожила своим «романом», так, по крайней мере, я это называла. К тому же «роман» казался мне таким хрупким, что я не хотела говорить о нем, чтобы не сглазить и не разочароваться. Насколько я понимала, я могла стать всего лишь одной из девушек Дирека. Он был такой симпатичный и такой светский, для школьника, во всяком случае, что я даже могла себе представить очередь из девушек высшего лондонского общества, титулованных и одетых в шикарные платья из кисеи, дожидающихся его благосклонного внимания. Поэтому я сказала Сьюзен, что просто хочу поискать работу и приеду попозже. Когда Сьюзен уехала в Шотландию, пришло пятое письмо от Дирека. Он просил меня приехать 12-часовым поездом, идущим с Паддингтонского вокзала в воскресенье, в Виндзор. Он будет ждать меня на станции с машиной.
Так начались наши регулярные и такие приятные встречи. В первый раз он встретил меня на платформе. Мы были несколько смущены, но он так гордился своей машиной, что немедленно повел меня к ней. Машина была великолепна — черная с обивкой из красной кожи, красными дисками на колесах и всякими другими штучками, которыми украшают гоночные машины. Например, блестящим молдингом, опоясывающим капот, большой анодированной крышкой бензобака, и красивой эмблемой мотоклуба. Мы сели в машину, я повязала волосы цветным шелковым носовым платком, который дал мне Дирек, из выхлопной трубы вырвался замечательный сексуальный звук. Мы помчались мимо светофоров по Главной улице, потом повернули и поехали вверх вдоль реки. В этот день мы прокатились до самого Брейя, он хотел похвастаться передо мной своей машиной. Мы мчались по узким улочкам, при этом Дирек делал совершенно ненужные манипуляции с разного рода рычагами на самых неопасных поворотах. Когда сидишь так низко, так близко от земли, даже при скорости 50 миль в час, создается впечатление, что летишь со скоростью по крайней мере 100, поэтому для начала я ухватилась за поручень безопасности, расположенный на приборной доске и стала уповать на лучшее. Но Дирек был хорошим водителем, вскоре я уже полностью доверяла его умению и дрожь в коленках прошла. Он привез меня в ужасно симпатичное местечко, в отель «Парижский», мы заказали копченую лососину, которая стоила дороже жареного цыпленка, и мороженое. Потом он нанял лодку с мотором на лодочной станции находившейся неподалеку, и мы тихонько поплыли вверх по реке, проплыли под мостом Мейденхед, нашли маленькую заводь, прямо на этой стороне шлюза Кукхэм, Дирек ввел лодку в прибрежные заросли, где нас никто не мог видеть. Он взял с собой переносной проигрыватель. Я перебралась на его конец лодки и мы сидели, а потом лежали рядом друг с другом, слушая пластинки, наблюдая за птичками, которые прыгали с ветки на ветку у нас над головами. Было начало прекрасного тихого вечера, мы целовались, но не более, и я успокоилась, поняв, что Дирек вовсе не считает, что со мной «все можно». Позже налетели комары, и мы чуть не опрокинули лодку, пытаясь вывести ее из заводи. Потом быстро поплыли по течению. Нам встречались еще много лодок, в которых сидели люди — парочками и целыми семьями, но я нисколько не сомневалась, что мы казались самыми веселыми и красивыми. На машине мы добрались до Итона, поужинали яичницей и кофе в ресторанчике под названием «Дом под соломенной крышей» — Дирек знал это заведение — а после этого он предложил пойти в кино.
Кинотеатр «Роялти» находился на Фарквар Стрит, на маленькой улочке, ведущей от Замка к Эскот роуд. Кинотеатр был плохонький, там шли два вестерна, мультфильм и так называемые «Новости», в которых показывали, что делала Королева месяц тому назад. Я поняла, почему Дирек выбрал этот кинотеатр, когда он заплатил двенадцать шиллингов за ложу. Таких лож было две, по обе стороны зрительного зала, каждая была площадью в 6 квадратных футов, темная, с двумя стульями. Как только мы вошли, Дирек придвинул свой стул ко мне, и начал целовать и ощупывать меня. Сначала я подумала: «О, господи, неужели он их приводит сюда?» Но через некоторое время я немного оттаяла. Его руки продолжали скользить по моему телу, руки были нежными, и, видимо, умелыми. И вот они оказались там, я спрятала лицо ему в плечо, закусила губу, затрепетала и тогда все это кончилось: я почувствовала, как теплота охватывает меня, слезы покатились непроизвольно из глаз и намочили ворот его рубашки.