Шпион особого назначения
Шрифт:
Колчин посмеялся про себя над болезненной подозрительностью аптекаря, но позже, когда парочка вернулась с покупками решил, что все к лучшему. Это хорошо, что Эмма пошла с мужем. На те жалкие копейки, что выделил скуповатый аптекарь, она сумела выбрать хороший плащ и довольно приличный костюм, который выглядел втрое дороже, чем стоил на самом деле. Переодевшись, Колчин долго тряс сухую ладонь хозяина дома, обещал больше никогда не злоупотреблять его безграничной добротой.
И, напоследок, уже у самой двери, попросил денег взаймы. Мол, сегодня предстоят траты, но в двести долларов он постарается
– Даю эти деньги при том условии, что вижу вас в последний раз в жизни, – сказал, как отрезал, Алеш. – Вышлите долг по почте.
– Очень вам благодарен, – Колчин спрятал деньги в карман. – Мои документы и карточки сгорели на пожаре, а новые…
– Ничего не хочу слушать. Ничего не хочу знать. Ни о пожаре, ни о чем…
Алеш запер дверь за Колчиным, выглянул в глазок и убедился, что тот, немного прихрамывая на больную ногу, убирается восвояси. Аптекарь облегченно вздохнул, вернулся в спальню, где на кровати сидела грустная Эмма, сделал по комнате пару кругов и позволил себе колкость.
– Он не успел уйти, а ты, наверное, уже скучаешь. Да?
Жена не ответила, опустила голову. Алеш засмеялся своей шутке. Действительно, с уходом беспокойного гостя на душе стало легче.
Колчин сел в машину, вытащил из сумки портативный компьютер, оставленный под сиденьем, и выяснил точный адрес ресторана «Рио Гранде». Десять минут езды от дома аптекаря и еще минут десять пешком: заведение расположилось в посередине длинной пешеходной улицы.
Ресторан «Рио Гранде» пользовался репутацией, чуть ли не элитного заведения, где поздними вечерами собирается золотая молодежь, богемная публика и богатые туристы, хотя находился кабак в сыром полуподвале и скорее напоминал крысиную нору, где расставили плетеную мебель и пластиковые кактусы, а на стенах развесили пончо чешского производства и цветные домотканые одеяла. Считалось, что в «Рио Гранде» готовят национальные мексиканские блюда. Впрочем, повара имели слабое, самое приблизительное представление о тамошней кухне.
Гвоздем кулинарной программы были маисовые лепешки с мясом, больше напоминавшие плохо пропеченную, а местами сырую пиццу, щедро посыпанную красным перцем. Но посетители почему-то не жаловались на качество стряпни. По вечерам здесь играл мексиканские мелодии духовой оркестрик из пяти чехов. Сам ресторан открывался в четыре вечера, с утра работал только бар. Колчин спустился вниз по вытертым ступеням, осмотрел помещение ресторана, пустое и темное, и сел на высокий табурет перед стойкой. Выпивка здесь была выставлена обычная, какая попадается во всех городских забегаловках, разнообразие вносили лишь бутылки кактусовой водки.
С другой стороны прилавка стоял некто Эрик Пытлек, смуглолицый здоровенный малый в грубой холщовой рубахе с вышивкой, деревянными бусами на шее и в широкополом соломенном сомбреро. По матери Пытлек был испанцем. От нее и унаследовал такую смуглую кожу, будто только что вернулся с Кипра, где три месяца валялся на пляже. Из-за своей колоритной внешности, этой смуглой кожи, двухметрового роста, шикарных усов и вьющихся длинных волос он и получил денежную работу в мексиканском баре. Пытлеку доплачивали половину ставки за то, что вечерами, когда работал ресторан, он исполнял роль вышибалы.
Испанского языка Пытлек почти не знал, английский знал того хуже. Но по указанию своих работодателей ввертывал в речь всякие испанские и английские словечки.
– Что будет пить, мучачо? – обратился Пытлек к единственному посетителю. – Текилу?
– Мучачо – это юноша, – поправил Колчин.
Нога после десятиминутной прогулки снова заболела, сейчас ему было не до шуток. Хотелось задать бармену пару вопросов и выйти на свежий воздух.
– А свою юность, девственность и прочие прелести я оставил в далеком прошлом.
– С чем тебя и поздравляю, – мрачно кивнул Пытлек. – Чего хочешь?
– Рома налей. Двойную.
Пытлек достал из-под прилавка початую бутылку, накатил рюмку под ободок и так поставил рюмку перед посетителем, что разлил на стойку едва ли не половину порции. За вежливость и добропорядочные манеры Пытлику не доплачивали, поэтому время от времени он позволял себе с посетителями, которые ему не нравились, всякие вольности, вроде этой.
– Мучас грасиас, – сказал Колчин и выпил то, что осталось в рюмке. – Повтори то же самое.
Пытлек снова наполнил рюмку и грохнул ее о стойку так, что пролил половину. Колчин с невозмутимым видом выпил, не обратив внимания на лужицу рома на стойке.
– Вижу, тут мне не очень рады, – сказал он.
– Ты что, самый умный из всех идиотов? – оскалился Пытлек и сжал кулаки. – Он видит… Ему не рады… Проваливай лучше, а то на носилках вынесут.
Запах хорошей драки, запах крови уже висели в воздухе. Бармен ощущал свое физическое преимущество, а кураж будоражил кровь. На счастье, начальства в этот ранний час не было на месте, помешать драке никто не сможет. А кулаки зудели и чесались, словно искусанные комарами. Пытлек нарывался. Он хотел, от души, от сердца хотел набить морду этому засранцу в чистеньком костюмчике и плаще, который много о себе возомнил.
Но Колчин оказался невозмутимым, даже флегматичным, как дохлая рыба. Драками с барменами и вышибалами он давно перестал интересоваться. Пожалуй, он смог бы изувечить этого смуглолицего малого в национальной рубашке и бусах. Но кому это надо?
– Что, охота подраться? – спросил Колчин.
– За последние двадцать девять дней я отправил в больницу девять человек, – ответил бармен. – Ты будешь следующим. Потому что наступил тридцатый день, а для ровного счета мне не хватает твоей рожи.
– Девятка – тоже хорошая цифра, счастливая, – спокойно возразил Колчин. – Может, на ней и следует остановиться?
Пытлек свел брови, задумался, поскреб пальцами затылок.
– А ты прав, – неожиданно согласился он. – Девятка счастливая цифра. Девятого числа я развелся со своей женой и сделал еще немало хороших дел.
– Вот видишь, – улыбнулся Колчин.
– Ладно, я согласен. Ты останешься цел, потому что у тебя есть чувство юмора. Это большая редкость в наше время. И еще ты не из пугливых, как я заметил.