Шпион по призванию
Шрифт:
– Правы, но это не все. – Аристотель Фенелон тряхнул седой шевелюрой. – Я могу предоставить панацею от тысячи недугов. Могу вырывать зубы, вправлять вывихи и исцелять злокачественные сыпи. Особой областью моей деятельности является смягчение наказаний, налагаемых Венерой на своих неосторожных почитателей. Я также могу приготовить зелье, которое заставит любую девушку благосклонно взирать на своего возлюбленного. Но довольно обо мне. Старость привычна к неприятностям и готова философски ожидать поворота судьбы, в то время как молодость всегда нетерпеливо жаждет утешения. Поведайте мне, какова причина сердитого выражения, которое я заметил на вашем лице, когда впервые набрался
– Возможно, вы знакомы с шевалье де Рубеком? – начал Роджер. – Человеком в красном, который был здесь вчера вечером?
Доктор кивнул:
– Я ни разу не беседовал с ним, но часто видел его здесь последние несколько дней. С виду он веселый парень, но его физиономия не вызывала у меня особого доверия.
Роджер скорчил гримасу:
– Увы, месье доктор, у меня отсутствует способность судить о людях по их лицам. Я доверился ему, и это дорого мне обошлось.
После этого признания Роджер описал свои ночные приключения и то, как его ограбили этим утром. Он больше не видел смысла скрывать, каким образом у него оказались драгоценности, и понимал, что если рассчитывает на совет доктора, то должен подробно описать свои обстоятельства. Роджер рассказал о причине, по которой покинул дом, и о том, что застрял во Франции почти без гроша в кармане.
Старый Аристотель проницательно оценил ситуацию:
– Боюсь, мой юный друг, у вас мало перспектив вернуть имущество, если не обратитесь в полицию, а ваше нежелание это делать вполне обоснованно. Что до будущего, то вам, вполне возможно, удастся найти капитана, который позволит отработать переезд через пролив, особенно если вы предложите ему pourboire 47 в виде пары луидоров. Но в Англии вы окажетесь между Сциллой и Харибдой. Жизнь сурова к тем, кто, не владея никаким ремеслом, вынужден просить милостыню или перебиваться случайными заработками. Мой искренний совет – заставить умолкнуть вашу гордость и помириться с отцом.
47
Чаевые (фр.).
– Этого я не сделаю, – упрямо заявил Роджер, – потому что вряд ли мне грозит что-либо хуже, чем морская служба. К тому же тут замешана моя честь. Я слишком высоко ценю мнение леди, которая дала мне драгоценности, чтобы вернуться домой через четыре дня с поджатым хвостом, даже если смогу сегодня вечером найти подходящее судно.
– Восхищаюсь присущей вам твердостью, хотя вашим аргументам недостает логики, – промолвил доктор. – Но, увы, не вижу альтернативы.
Несколько минут они сидели молча, потом Роджер осведомился:
– А какой вред Фортуна причинила вам?
– К сожалению, я сам повинен в своих несчастьях. – Аристотель Фенелон поднял наполовину опустошенную рюмку с коньяком. – Юности доступны всевозможные радости, а старости – лишь немногие, поэтому у меня вошло в привычку злоупотреблять янтарной жидкостью, которая прогоняет все заботы. В такие дни, должен признаться, один глоток лишь усиливает жажду. Моя научная деятельность становится все менее успешной, я выхожу из строя на несколько дней, а когда ко мне возвращается ясность мышления, осознаю, что пропил все до последнего су.
– Насколько я понимаю, – вставил Роджер, – сегодня как раз один из таких дней, так как сейчас вы, несомненно, трезвы.
– Вы правы, мой юный друг, – признал доктор. – Но это утро застало меня в куда худшем положении, чем обычно при подобных обстоятельствах.
– Что вы имеете в виду?
– Как вы, возможно, догадались, я странствующий лекарь. Не многие знают Францию лучше меня, ибо за прошедшие сорок лет я исходил ее вдоль и поперек. Я странствую из одной деревни в другую, продавая мои травы и снадобья всем, кому удается внушить желание их купить. Не отрицаю, что– многие из них сильнодействующие! Это необходимо, иначе бедняки, их приобретшие, сочтут себя одураченными. Часто приходится набивать их желудки порохом, дабы убедить, что они вылечились. Иногда это вопрос жизни и смерти, причем зачастую неизвестно, какой исход предпочтительнее для этих бедняг. Но, Бог свидетель, ошибаюсь я редко, а избавляю от страданий многих ближних, которые вообще не могли бы позволить себе лечиться, не будь странствующих лекарей вроде меня.
Роджер не нашел в этом признании ничего нового. Подобные знахари, бродящие по сельской местности и устанавливающие свои будки на ярмарках, были так же обычны в Англии, как и во Франции, и он уже в начале беседы догадался, каким способом доктор Аристотель Фенелон зарабатывает себе на жизнь.
– Почему же, истратив ваши деньги, вы не заработаете их снова? – спросил Роджер.
– В том-то вся и беда, месье. – Светло-голубые глаза доктора встретились с глазами юноши. – У меня вошло в привычку в конце каждого месяца, прибывая в большой город, давать себе маленький отпуск. О приятных, но неприбыльных удовольствиях, в которых я провожу эти краткие сезоны досуга, я вам уже говорил. Но каждый раз, заново приступая к работе, я должен покупать лекарства, мази и целебные воды, а также горшочки, бутылки и флаконы для их упаковки. Я взял себе за правило откладывать для этой цели несколько луидоров из последнего заработка. Но на сей раз, будучи под действием алкоголя, я пропил и эти запасы.
– Весьма печально. К этому привели какие-то особые обстоятельства или такое случалось и раньше?
– В очень редких случаях я доходил до полной потери рассудка, но признаюсь, что такое бывало и прежде.
– Тогда почему вам не поступить так же, как вы прежде поступали в аналогичных ситуациях?
– Ваше разумное, но не вдохновляющее суждение, мой друг, – вздохнул доктор Аристотель, – приносит мне мало утешения. Оно приговаривает меня к возвращению на стезю обычной медицины, а иногда приходится посетить полдюжины деревень, не найдя никого, кому требуется вырвать зуб или вправить кость. Я вынужден влачить самое жалкое существование, пока я не смогу накопить маленький капитал для очередной покупки лекарств и мазей.
Снова наступила краткая пауза. Казалось, единственная польза, которую могут принести друг другу товарищи по несчастью, – это поведать о своих горестях.
Наконец доктор поставил пустую рюмку и кашлянул:
– Как насчет того, чтобы повторить, месье, хотя с моей стороны и неблагородно пользоваться великодушием человека, которому дорог каждый франк.
Роджеру нравился старик – инстинкт подсказывал ему, что он пусть и слабоволен, но добр и умен, а цена еще пары порций не ставила под угрозу и без того призрачную перспективу его возвращения в Англию, поэтому он вышел из комнаты и снова заказал напитки.
Роджер вернулся, и доктор, поблагодарив его, добавил, словно ему это внезапно пришло в голову:
– Не будет ли нескромным осведомиться, месье, сколько денег у вас осталось?
Не видя особого вреда в обнародовании своих ресурсов, Роджер ответил:
– Чуть более четырех луидоров – около тридцати семи крон, чтобы быть точным.
– Этого было бы достаточно… – пробормотал доктор.
– Достаточно для чего, месье?
– Ну, чтобы приобрести новый комплект лекарств и мазей.
Роджер улыбнулся: