Шпион Тамерлана
Шрифт:
Потом ободрить безутешную вдову зашел воевода Дмитрий Михайлович Боброк-Волынский, тот самый, что прославился еще на Куликовом поле, где вместе со своим тезкой, благоверным князем Дмитрием Ивановичем разбили орду много возомнившего о себе узурпатора, темника Мамая, за что и удостоились великих почестей от истинного ордынского хана Тохтамыша. Именно Тохтамыш помог Дмитрию подавить мятеж в Москве, во многом организованный на деньги тестя Донского, князя Дмитрия Нижегородского. Нижний Новгород завсегда своей судьбой жить хотел! Как и Рязань…
Выпроводив воеводу – в отличие от митрополита, с которым нужно было держать ухо востро, тот не представлял особого
– Ну? – едва тот, войдя, склонился в глубоком поклоне, нетерпеливо спросила она.
– Молчат, словно рыбы, – виновато развел руками Федор.
– Это плохо, что молчат, – задумчиво прошептала боярыня. – Вот что… – Она резко отбросила в сторону плат. – Тех двух слуг, Бобка с Алимом, что обычно ездили повсюду с боярином, надобно отправить вслед за ним, и как можно быстрее.
– Сделаем, госпожа, – приложив руку к сердцу, глухим голосом заверил слуга. – Посейчас и начну. Самолично велишь аль кого использовать?
– Использовать? – Руфина вдруг улыбнулась. – А ты умней, чем я о тебе думала, раб. Хорошо рассудил… Корчму татарина Кузюма помнишь?
– Как не помнить, госпожа!
– Вот там и попросишь помощи… знаешь сам, у кого.
Федор молча ухмыльнулся:
– Так я пойду, госпожа?
– Ступай… Впрочем нет, стой… Нет, иди… Нет… – Руфина, казалось, сама не знала, чего вдруг захотела. – В общем, так… – наконец решилась она. – Девку Анфиску, служанку… тоже… Хотя нет. Лучше так сделай…
Самолично подойдя к слуге, она быстро шепнула ему на ухо пару фраз. Тот кивнул и еще раз заверил:
– Сполню!
Подсчитав полученное от боярыни серебро, Раничев довольно потер ладони. Не так уж и мало получалось. Правда, и немного, но уж куда больше, чем от скоморошества за последние полтора месяца. Вообще, Великий пост – не самая хорошая пора для лицедеев. Ну что ж – утром, так утром. Хорошо бы не исчезать за просто так – угостить бы ребят, чай, не грех – может, в последний раз видятся. Где тут ближайшая корчма такого пошиба, в которой, не убоявшись поста, могут налить хмельного? Кажись, где-то ближе к окраине, почти у реки. Как же ее? Корчма Кузюма-татарина! Вот туда-то надобно и сходить, и неплохо бы побыстрее управиться.
Не долго думая, Иван накинул на плечи полушубок и, прихватив бобровую шапку, вышел из избы. За сохранность имущества не опасался – во-первых, времена были достаточно патриархальными, местная сволота по чужим избам шуровала не часто – западло было, а во-вторых – там и красть-то нечего. Инструментов готовых нет, пока одни заготовки, а самая дорогая вещь – медный, недавно начищенный Иванкой до золотого блеска рукомойник. Да, кот еще был, рыжий, лохматый – объявился недавно, засранец, Ипатыч говорил – два месяца его не было, уж думал, собаки сожрали. Ан нет, явился-таки, бродяга, сидел сейчас на крыльце, смотрел на заходящее солнце, щурился. Хорошо было кругом, тихо так, умиротворенно, спокойно. В высоком голубом небе медленно плыли узкие полупрозрачные облака, лежал под заборами почерневший тающий снег, на проталине копошились грачи и еще какие-то большие черные птицы, со всех церквей благовестили к вечерне.
«Наверное, зайдут наши в церковь-то, – подумалось по пути Раничеву. – Хотя, конечно, Селуян с Авдотием могут и не зайти, хари многогрешные, а вот Ипатыч с пацаном – обязательно. Интересно, куда во время службы прутья свои денут? У церкви в кустах спрячут? Наверное… Да ведь как бы не украли, народец-то вокруг ушлый. Впрочем, ничего – если и украдут, так не велика потеря, чай, не так уж
Размышляя таким образом, Иван вышел на окраину и свернул к Неглинной. Где-то там, по рассказам, и находилась искомая корчма. Пару раз спросив дорогу у подозрительного вида хлопцев, Раничев отыскал-таки изрядно загаженный свежим навозом двор и, насколько возможно задержав дыхание, узкой тропкой пробрался в длинную, покосившуюся от времени избу. Хозяин – мосластый татарин – едва увидев серебро, без лишних слов протянул плетеную из ивняка бадейку с плотно пригнанной крышкой.
– Попробовать бы сначала, – возразил осторожный Иван. – Мало ли, дерьмо какое-нибудь подсунули?
– Пробуй, – равнодушно пожал плечами хозяин и поставил на стол большую деревянную кружку.
Чуть плеснув из бадейки, Раничев попробовал… бражка, к его изумлению, оказалась вполне ничего себе, вкусной и крепкой, причем сильно пахла сушеной малиной, из которой, видно, и была приготовлена.
Поблагодарив Кузюма, Иван тщательно закупорил бадейку и, довольно улыбаясь, направился к выходу, едва не столкнувшись по пути с только что вошедшим с улицы неприятным плосконосым парнем в нагольном полушубке и круглой, подбитой кошачьим мехом шапчонке, засаленной и изрядно вонючей. Впрочем, во дворе корчмы пахло ничуть не лучше. То ли Кузюм, по примеру многих, задумал ближе к маю превратить двор в огород, то ли просто по дешевке прикупил эти три кучи навозу, чтобы потом выгодно перепродать, – черт его знает. Одно было ясно – кучи здесь, во дворе, по всей видимости, «всерьез и надолго», как говаривал некогда о НЭПе незабвенный Владимир Ильич. Осанистые такие кучи, большие, желтоватые, склизкие… Тьфу, гадость.
Раничев с отвращением сплюнул.
– Чего расплевался-то, дядько Иван! – обиженно прошептала куча… вернее, прятавшийся за нею пацан – Иванко.
– Ты чего это, хлопче, к вечерне-то не пошел? – нарочито изумился Раничев. – Али навоз лучше ладана?
– А ты чего не пошел? – невежливо, вопросом на вопрос, отозвался пацан. – Меня-то дедко Ипатыч попросил прутья у церкви посторожить, сказал, не велик грех, ежели без вечерни, а велик – коли уведут прутья. Изрядно плочено все ж.
– Вижу я, как ты сторожишь. – Иван со смехом махнул рукой. – Поди, утащили уже прутья… Ты вообще чего здесь?
– Парня одного увидал у церкви, – оглянувшись, тихо поведал Иванко. – Помнишь, рассказывал, как серебришко у меня отобрали?
– Ну.
– Так вот этот самый парень – тогдашний тать и есть. Противный такой, узкоглазый, нос широченный, почти что во всю харю.
– А, видал. – Раничев посмотрел на корчму. – В кошачьей шапке? А ты не перепутал часом?
– Да он, Христом-Богом клянуся! Давай-ко, посмотрим, куда пойдет, да прищучим.
– Хорошая мысль, – с усмешкой кивнул Иван. – Главное, своевременная. Корчма эта – местечко уж больно приметливое, гнусное. И наш обидчик там – свой. А про Мефодия-старца ты, отроче, ведаешь ли?
– Да ведаю, – упавшим голосом сообщил парень. – Тот еще упырь. Так что же, простить? Вот уж нет! Выследим, как из корчмы выйдет, и…
– И – головой в кучу! – дополнил Раничев. – Будем в навозе держать, покуда все серебришко хищенное не возвернет, тать поганый.
– Все-то ты шутишь, дядько, – обиженно отозвался Иванко. – Нет чтоб подсказать что. Ты ведь скоморох, ватажник, а ватажники, известно, народец лихой.
– Так это, может, кто и лихой, да только не я. – Иван снова засмеялся, видя, как обиженно сузил глаза отрок. – Впрочем, посмотрим. Давай-ко со двора для начала выйдем, чтоб тать не заметил.