Шпион в тигровой шкуре
Шрифт:
— Жан! Жак! — закричал я. — Вы целы?
Они оба выпрыгнули на меня из густого кустарника, и от неожиданности ноги у меня стали как ватные, а японский семизарядник внезапно так потяжелел, что я с трудом удержал его в ладони. Мысленно я прицелился в них и уложил обоих двумя точными выстрелами…
— Товарищ Ивен! Ты это видел? Ты это слышал? Это же победа Квебека, брат!
Один из них обхватил меня за плечи и приподнял вверх. А другой стал дико приплясывать, точно индеец в боевой раскраске, улюлюкая и хохоча, изрыгая дикую смесь из текста оасовской присяги и клятвы квебекских патриотов. Я с облегчением выронил пистолет,
— А ведь эти гады пытались нас обдурить! — орал Жак. — Замаскировали судно, изменили расписание. Они что же думали, нас так легко облапошить? — Он хлопнул себя кулаками по ляжкам. — А салют? В жизни ни видал ничего похожего. Это у них салют в честь столетия Канады? Хрен-то! Это салют в честь королевы, сгинувшей ко всем чертям! Это огненный сигнал папаше Сатане, чтобы он поспешил открыть перед ней ворота!
Мы вчетвером орали, плясали и пели как сумасшедшие. Да, Арлетта тоже вылезла из укрытия. Мы обнимались и обсуждали героический поступок Эмиля, погибшего за славную Французскую Канаду. У братишек не возникло ни малейшего сомнения в том, что они обстреляли нужное судно и добились желаемого эффекта, получив в награду за свои старания оглушительный фейерверк. Так что мне не пришлось причислять их к сонму квебекских мучеников, чему я был очень рад, ибо сильно сомневался, что смогу совершить сей хладнокровный акт... Теперь нам уже ничего не угрожало. И когда впоследствии братишки узнают, что на том катамаране не было никакой королевы, они, надо надеяться, не станут меня за это сильно упрекать. В любом случае, к тому моменту меня уж в Канаде не будет.
— А как там Клод? — поинтересовался Жан. — Где Клод, наш мрачный и благородный дух мести?
— Вы разве ничего не слышали? — удивился я.
— Выстрелы — слышали.
— А крик?
— Нет. Разве он кричал?
— Да, когда падал в воду, — я скорбно склонил голову. — От переизбытка патриотических чувств наш товарищ Клод потерял равновесие и упал на скалы! — Я шумно вздохнул, не только ради пущего эффекта, но и вспомнив, как я волок его тяжеленное тело к краю холма и как с трудом скинул вниз. — Уверен: смерть наступила мгновенно, и он ничего не почувствовал.
— Бедный наш товарищ Клод! — покачал головой Жан.
— Мне он никогда не нравился, — поразмыслив, заметил Жак.
— А кому он мог нравиться? Он был моральный урод, разве нет? Но умер как герой.
Я взял Арлетту за руку.
— Нам пора, а вы, ребята, сейчас обратно в город?
Они переглянулись.
— Да нет, Ивен, — Жак отвел взгляд. — Раз уж нас миновала чаша мученической смерти, мы решили немного продлить свою жизнь. У нас заказаны авиабилеты в Мексику. Самолет улетает через несколько часов.
— Нам очень жалко уезжать из Канады, — добавил Жан.
— Было бы еще жальче тут умереть. Но мы обязательно сюда вернемся. К тому же, в мире есть и другие поля сражений! — Жак обнял меня. — Не сомневайся, брат, ты еще о нас услышишь!
В чем-в чем, а в этом я не сомневался.
Они предложили подвезти нас до центра, но я сказал, что у нас тут недалеко машина. Бертоны по-братски расцеловали меня в обе щеки, запечатлели на губах Арлетты долгий влажный поцелуй и пошли прочь. А мы чуть не бегом направились в противоположную сторону.
Прикрыв глаза, я мысленно перечитал свой список. Минна, убийство, героин, полиция. Мысленным ластиком я стер слово "убийство".
В списке остались Минна, героин, полиция…
Арлетта выскочила на ведущую к «Экспо» новую автостраду, избежав утомительной поездки через весь Монреаль. Это оказалось очень мудрым решением, потому что, судя по всему, в городе царил хаос. После моего разгула телефонного терроризма, после крикливой демонстрации сторонников Мордоноленда, а также после несвоевременного фейерверка на реке, город потонул в нестройном вое полицейских и пожарных сирен. Движение на улицах практически встало. Мы и сами попали в парочку пробок, которые на наше счастье быстро рассосались.
Я боялся, как бы Арлетта не начала задавать вопросы, на которые мне не хотелось отвечать. Например, о моей роли в падении Клода в реку, о чем я не то что говорить — думать не хотел. Или о том, что мы будем делать на территории выставки (об этом я собирался ей сообщить только в самую последнюю минуту). Но Арлетта удивила меня. Она без умолку трещала о взрыве на катамаране и о том, как хладнокровно Жан и Жак расстреливали судно из пулемета, о воодушевлении, с каким Эмиль подбросил вверх свою шляпу за минуту до гибели. Для Арлетты это было незабываемым приключением. Она уже не ощущала себя предательницей — наоборот, величественное зрелище вызвал у нее прилив необузданного патриотизма.
В кассе выставки мы купили билеты за два с половиной доллара на дневное посещение и прошли через турникеты. Мы пришли раньше времени: около бюро находок не было ни наших ребят, ни нашего пьянчуги. Я снова напялил солнцезащитные очки и кепку, но тем не менее не мог отделаться от ощущения, что в толпе я выделяюсь как огородное пугало. Я велел Арлетте не спускать глаз с бюро находок, а сам отправился в мужской туалет.
Встав перед зеркалом, я придирчиво осмотрел свое отражение. Мой нос смахивал на огарок свечи, и я с трудом вернул восковой накладке исходную форму. Уши мои не слишком пострадали, а крашеные волосы не полиняли. Я закрылся в кабинке с намерением просидеть там до девяти. Интимность моего временного убежища с лихвой возмещала отсутствие в нем комфорта.
Без пяти девять раздался голос Рэнди:
— Ивен! Ты тут?
Я выбрался из укрытия и рассказал, что мы в упор расстреляли катамаран с установкой для праздничного фейерверка, так что нашу миссию можно считать выполненной на пять с плюсом. Он был несказанно горд своей ролью в этом деле — что ж, имел полное право. На демонстрацию в поддержку Мордоноленда пришло около семидесяти молодых канадцев, которым удалось заблокировать королевский катамаран аж на целых сорок минут. Одна девушка порезала себе вены, и это была единственная потеря в рядах демонстрантов.
Я не стал ему рассказывать о потерях на моем участке фронта. Клод, Эмиль и те бедняги, которых угораздило оказаться на борту плавучей установки залпового огня. Если ее экипаж состоял из четырех человек, то, выходит, я приложил свою руку к появлению шести великомучеников, отдавших жизнь за правое дело Квебека. И лишь двое из них были добровольцами.
— Пилот остался с Арлеттой и Сетом, — сообщил мне Рэнди. — Они нас ждут. Ты готов?
— Да вроде бы. Как я выгляжу?
— Ты — первый, на кого бы я обратил внимание в многотысячной толпе.