Шпион вышел вон
Шрифт:
Конечно, можете убить меня, если хотите, – говорит он.
Но как вы, русские, – восклицает он.
Можете поклоняться этому тирану, этому усатому палачу, – говорит он.
Он ведь убил 30 миллионов русских, – говорит он голосом радиоведущего Шендеровича, который разговаривает с матрацем, думая, что его никто не видит (а товарищ майор в это время меняет кассету на скрытой камере наблюдения – В. Л.).
Вот за это и любим! – говорит старуха.
Ведь
Точно-точно, – говорит Анатолий.
Садится на корточки и начинает натирать Лунини, почему-то, жиром. Он черпает его из огромной банки, на которой написано. «Смалец. Вытоплен 12.07. 2005». Мы видим, что у Лунини начинает дергаться правое веко.
Тогда тем более, развяжите меня! – говорит Лунини.
Развяжите меня, кретины! – нервно кричит он.
Я агент ЦРУ, гражданин США, – говорит он.
…я здесь, конечно, не из-за ваших газеток сраных! – говорит он.
У меня было спецзадание, я его выполнил, – говорит он.
Меня скоро эвакуируют, а вам обоим, психи сраные, конец! – говорит он.
Старуха закуривает папиросу, смеется.
Говорун, – говорит она.
Американец, – философски замечает Анатолий, покрывая тело Лунини густым слоем жира.
То ли дело японец, – говорит он.
Вот тот умер, как мужчина, как Враг! – говорит он.
Какой на хуй враг, какой на хуй япо… – говорит Лунини.
Думаешь, пидарок, мы эти фокусы ваши не знаем? – говорит Анатолий.
Каждого пидара, которого мы приносили в жертву Вождю, – говорит он.
Если верить его предсмертной болтовне, – говорит он.
Прислало в Молдавию правительство, совершать Спецоперацию, – смеется он, старуха тоже смеется, выпуская дым изо рта толчками, из-за чего становится похожа на старый, Проверенный еще большевистский паровоз (на таком хоронили Ленина, товарищи – прим. В. Л. голосом экскурсовода).
Все вы пиздите, как Троцкие! – с ненавистью говорит он.
Оно и понятно, жить-то охота, – говорит он.
Я и прав… – говорит Лунини.
Ой бля, я тебя умоляю, – говорит Анатолий.
Открывает стенку, разворот камеры. Мы видим спрятанные книги. «Пастернак» Елизарова, труды Кара-Мурзы, Маркс, «Санькя» Захара Прилепина… другая продукция книжного магазина «Фаланстер»… Несколько рядов банок, в которые закатывают варенье, соленья и тому подобные несъедобные штуки, которыми в стародавние времена разнообразили питание в советских семьях. Крупным планом – раскрытые от ужаса глаза Лунини. В банках плавают головы, кисти…
Вот этот, япошка… оворит Анатолий, показывая на банку, в которой даже уже мертвый японец по-прежнему смотрит на мир с типичным выражением превосходства («зелтый ласа победить церый мил, твоя все понять плаклрятая класналмейца?! увидить его и ласслерять!»).
Мы его, хуесосину, на Халхин-гол заманили, – говорит он.
Старуха показывает газету. Лунини щурится. Мы видим фотографию мужа Старухи, статью на всю полосу, и заголовок.
«Наш земляк разгромил японскую бригаду и сам сбил из винтовки три японских самолета»
Приехал, значит, искать, где самолеты-то сбили, – говорит Анатолий.
Отдать, так сказать, память воинам, – говорит он.
Что же в этом такого, – плачет Лунини, который начинает понимать, что дело вовсе не в его настоящей профессии, и его губит ложная, и совершенно безобидная, легенда.
Так война-то… еще не кончилась, – говорит Старуха.
Мы последние могикане Советской Цивилизации, – говорит она голосом российского публициста Проханова, удачно нашедшего себя в рыночной нише под названием «МыпоследниемогиканеСоветскойЦивилизации».
Мы будем сражаться до последнего патрона… вести партизанские действия… – говорит она.
Будем убивать вас всех, мстить за пущу… за Беловежскую, – говорит она.
За блядь Фултонскую речь… за Косово… за Багдад… а Сталина! – говорит она.
Я… я… я не… – пищит Лунини грустно.
Вот этот хуй… – говорит Анатолий и показывает на банку, в которой плавает что-то очень похожее на червячок из агавы, только очень большой (да это же… и правда хуй! – прим. сценариста).
Француз… – говорит Анатолий.
Его мы на статью «Наш земляк подружился с французским военнопленным в Индокитае» вытащили, – говорит Анатолий.
Кишка у него, конечно, оказалась не так толста, как у японца, – говорит Анатолий.
Хотя, вроде, толстая… – говорит она.
Задумчиво вертит в руках банку, в которой плавает что-то, очень похожее на толстую кишку. Свечи… Лунини напрягает мышцы, пытаясь ослабить веревки. Заметив это, старуха и Анатолий улыбаются.
Ну что же, приступим? – говорит старуха.
Анатолий уходит куда-то, возвращается с кухни с живым голубем. Лицо Лунини. Он пытается вертеть головой, но у него не очень получается. На лицо пленного льется что-то черное. Постепенно все лицо Лунини покрывается кровью зарезанной птицы, из-за чего агент становится похож на карикатурного «черномазого» – только глаза блестят. Анатолий вынимает из голенища сапога нож. Лунини приподнимает голову, и, жмуря один глаз – в другой попала кровь, – видит, что пол вокруг него разрисован пентаграммами, непонятными символами, знаками.