Шпион, выйди вон

Ле Карре Джон

Вскоре после своего возвращения из Сомерсета он сообщил Смайли, что если двадцать монет – это все, что им потребуется, то Норман и его патронесса окажутся самыми дешевыми «няньками» в такого рода деле.

Подобное хвастовство было простительно: ведь он едва ли мог знать о том, как Джим завербовал целый автоклуб; точно так же не мог он знать способ, которым Джим сумел вскоре вычислить Мэндела с его осторожными расследованиями, несмотря на всю их аккуратность. Мэндел ведь, как, впрочем, и любой другой, не мог подозревать о том состоянии возбужденной тревожности, до которой довели Придо раздражение, напряженное ожидание и, пожалуй, легкое душевное расстройство.

Комната номер восемь располагалась на последнем этаже. Ее окна выходили на парапет. За ним лежал переулок с плохоньким книжным магазинчиком и туристическим агентством под названием «Весь мир». На полотенце для рук было вышито «Отель „Лебедь“, Марлоу». В тот же вечер к Смайли крадучись явился Лейкон и принес толстый портфель с первой партией

документов из своего офиса. Чтобы поговорить, они сели рядом на кровать, и Смайли включил транзистор, который заглушал их голоса. Лейкону от всего этого было явно не по себе; ему почему-то казалось, что он слишком стар для подобных развлечений. На следующее утро по пути на работу Оливер забрал документы и вернул книги, которые Смайли давал ему, чтобы заполнить портфель. Свою роль Лейкон играл из рук вон плохо. В его поведении проскальзывали раздражительность и грубость; он явно давал понять, что терпеть не может нарушать правила. Похоже, ему все время было стыдно – румянец, казалось, не сходит с его щек. Но Смайли не мог читать эти папки днем, потому что они были постоянно в работе у подчиненных Лейкона и их отсутствие тут же вызвало бы переполох. Впрочем, днем они ему были и не нужны. Он знал лучше, чем кто-либо другой, что времени – в обрез. В последующие три дня этот ритуал почти не менялся. Каждый вечер, перед тем как сесть в поезд на Паддингтонском вокзале, Лейкон заносил свои бумаги, и каждую ночь миссис Поуп Грэм украдкой докладывала Мэнделу, что снова заходил этот долговязый с кислой физиономией, тот самый, который тогда так презрительно смерил взглядом Нормана. Каждое утро, после трех часов сна и омерзительного завтрака, состоящего из недожаренной сосиски и пережаренных помидоров – другого меню здесь не знали, – Смайли ждал, пока придет Лейкон, а затем с облегчением выскальзывал в холод зимнего дня и растворялся среди себе подобных.

Эти ночи, проведенные в одиночестве на верхнем этаже отеля, запомнились Джорджу очень необычными. Когда он потом вспоминал о них, хотя дни были почти так же загружены, а внешне даже более богаты событиями, ночи представлялись ему долгим путешествием, совершенным в один сплошной длинный промежуток времени.

«Так вы сделаете это? – без тени смущения пропел тогда Лейкон в саду. – Копайте в любом направлении». По мере того как Смайли снова и снова прослеживал каждый поворот в своем прошлом, становилось ясно, что не имеет значения, вперед копать или назад – это было одно и то же путешествие и конечная цель его лежала где-то впереди. В этой комнате не было ни одного предмета среди всего этого гостиничного барахла, который отделял бы его от комнат в его прошлом. Он будто снова был на верхнем этаже Цирка в своем собственном невзрачном кабинете с гравюрами Оксфорда, точно таком же, который он покинул год назад. За дверью располагалась приемная с низким потолком, в которой седовласые секретарши Хозяина – его «мамочки» – тихо печатали на машинках и отвечали на телефонные звонки; и сейчас здесь, в отеле, неизвестный дух в конце коридора днем и ночью без устали постукивал по клавишам. В дальнем конце приемной – в мире миссис Поуп Грэм ему соответствовала ванная комната с предупреждением не пользоваться сю – была дверь без таблички, ведущая в святилище Хозяина: что-то вроде коридора, где по бокам стояли древние стальные шкафы со старыми красными книгами, со сладковатым запахом пыли и жасминного чая. За столом Хозяин собственной персоной, к тому времени уже только оболочка человека, с реденькой седой челкой и улыбкой, приветливой, как у мертвеца. Смайли так глубоко погрузился в эти воспоминания, что, когда зазвонил телефон – за пользование им взималась дополнительная плата наличными, – ему потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где он находится. Другие звуки сбивали его с толку в не меньшей степени: хлопанье крыльев голубей на парапете, поскрипывание телевизионной антенны на ветру, стремительное журчание воды в водосточном желобе во время дождя. Эти звуки также относились к его прошлому: в Кембриджском здании Цирка их тоже можно было услышать только на верхнем этаже. Его ухо выделяло их, без сомнения, именно по тон причине, что на фоне этой незамысловатой мелодии протекало его прошлое. Однажды ранним утром, услышав шаги в коридоре возле своей комнаты, Смайли даже направился к двери спальни, чтобы впустить ночного шифровальщика Цирка. В этот момент он был всецело поглощен фотографиями Гиллема, пытаясь на основе этой скудной информации составить представление о процедуре обработки поступившей из Гонконга телеграммы в условиях латерализма. Но вместо шифровальщика он обнаружил босого Нормана в пижаме. По полу было разбросано конфетти, и у двери напротив стояли две пары туфель, мужские и девичьи, хотя никто в «Айли», особенно Норман, не собирался их чистить.

– Прекрати вынюхивать и ступай спать, – сказал Смайли. И когда Норман уставился на него, прикрикнул:

– Да поди ты отсюда, понял или нет! – и чуть не добавил, вовремя остановившись: «Ты, грязный сопляк».

"Операция «Черная магия» – гласил заголовок первого тома, который Лейкон принес ему в первый вечер. «Правила распространения специальной продукции». Остальная часть обложки была заклеена бумажками с предупреждениями и инструкциями по

обращению, одна из них довольно забавным образом предписывала случайно нашедшему «вернуть папку НЕ ЧИТАЯ» начальнику отдела регистрации в секретариате кабинета министров. "Операция «Черная магия» – значилось в заголовке второго тома. «Дополнительные сметы, представленные Министерству финансов, особые услуги в Лондоне, особые финансовые договора, премиальные и т.д.» «Источник Мерлин» – было написано на третьей папке, связанной с первым томом розовой ленточкой. «Отзывы заказчиков, рентабельность, дальнейшее использование. См. также: Секретное приложение». Но секретное приложение отсутствовало, и, когда Смайли спросил про него, Лейкон посуровел.

– Министр хранит его в своем личном сейфе, – сухо отрезал он.

– Вы знаете комбинацию?

– Конечно нет! – резко ответил Оливер, приходя в ярость.

– Как оно называется?

– Это не должно иметь для вас никакого значения, я полностью отказываюсь понимать, зачем вы зря тратите время, в первую очередь гоняясь за этими документами. Это совершенно секретный материал, и мы сделали все, что в человеческих силах, чтобы максимально ограничить круг читающих.

– Даже у секретного приложения должен быть заголовок, – мягко сказал Смайли.

– А у этого нет.

– Оно дает идентификацию Мерлина?

– Не смешите. Министру незачем это знать, а Аллелайн не стал бы ему этого говорить.

– Что означает «дальнейшее использование»?

– Я отказываюсь быть допрашиваемым, Джордж. Вы не входите в число посвященных, вы же знаете. По правилам я должен был оформить вам специальный допуск.

– Допуск к «Черной магии»? – Да.

– А у нас есть список тех, кто получил такой допуск?

– Он в папке с «Правилами», – отрезал Лейкон и уже почти захлопнул за собой дверь, но потом вернулся под медленный напев «Куда исчезли все цветы?», объявленный по радио австралийским диск-жокеем.

– Министр, – начал он снова, – не любит путаных объяснений. Он любит говорить: «Я поверю только тому, что может быть написано на обычной почтовой открытке». И всегда с нетерпением стремится заполучить то, что всегда можно держать под рукой.

На это Смайли ответил:

– Вы ведь не забудете о Придо, не так ли? Что угодно из того, что у вас есть на него. Лучше клочки бумаги, чем ничего.

После этого Лейкон свирепо уставился на Смайли, а потом снова направился к выходу.

– У вас вообще все дома, Джордж? Вы что, не понимаете, что Придо, скорее всего, никогда даже и не слышал о «Черной магии» до того, как в него стреляли, и я решительно отказываюсь понимать, почему вы не можете всецело заняться основной проблемой вместо того, чтобы копаться в… – Последние слова он уже говорил самому себе, выскочив из комнаты.

Смайли взялся за последнюю подшивку: "Операция «Черная магия».

Переписка со Службой". «Служба» – это один из множества эвфемизмов, придуманных Уайтхоллом для обозначения Цирка. Этот том был составлен из служебных записок между Министром с одной стороны и Перси Аллелайном – безошибочно узнаваемым по прилежному ученическому почерку – с другой, в то время все еще пребывающим на нижних ступеньках Хозяиновой табели о рангах.

Очень мрачный памятник такой долгой и жестокой войне, размышлял Смайли, изучая эти потрепанные папки.

Глава 16

Это была та самая долгая и жестокая война, основные перипетии которой Смайли теперь переживал вновь, приступив к чтению. В досье содержались лишь скудные записи о ней. Его память хранила гораздо больше. Главными действующими лицами той войны были Аллелайн и Хозяин, первопричины же остались неясными. Билл Хейдон, непосредственный, хотя и не самый заметный очевидец событий, утверждал, что эти двое научились ненавидеть друг друга еще в Кембридже, когда Хозяин какое-то время преподавал, а Аллелайн был студентом. По словам Билла, Аллелайн был учеником Хозяина, к тому же не самым лучшим, и Хозяин часто едко высмеивал его, что было вполне в его духе.

Эта история была достаточно гротескной, что позволяло Хозяину ее всячески обыгрывать: «Говорят, мы с Перси кровные братья. Мы даже вместе на речку бегали пацанами, представляете!» Он никогда не уточнял, шутит он или говорит серьезно.

К полулегендарным историям подобного рода Смайли мог добавить несколько бесспорных фактов из того, что он сам знал про молодые годы этих двух людей.

В то время как Хозяин не мог похвастаться высоким происхождением. Перси был родом из Южной Шотландии, сыном брызжущего энергией пресвитерианского священника, и, хотя Перси не стал таким уж набожным, он, без сомнения, унаследовал способность убеждать всеми имеющимися способами. Он на год или два опоздал на войну и поступил в Цирк из какой-то фирмы в Сити. В Кембридже он был немного политиком (пожалуй, правее самого Чингисхана, говорил Хейдон. который и сам, видит Бог, был отнюдь не бесхребетным либералом) и немного спортсменом. Его завербовал некто Мастон, не пользующийся авторитетом, который на короткое время умудрился свить себе гнездышко в разведке противника. Мастон предсказывал Аллелайну большое будущее, с упоением расхваливая его на все лады, пока сам не впал в немилость. Сочтя Аллелайна обузой, руководство Цирка отослало его в Южную Америку, где он, не возвращаясь в Англию, отбыл два срока подряд под консульской «крышей».