Шпион
Шрифт:
— Отнесите этого человека в морг через черный ход, пока его никто не увидел. Кораблестроители суеверны. Мы не хотим испортить им праздник.
Пока тело закрывали обломками досок, Белл отыскал свой пистолет и надел на голову шляпу. Детектив протянул ему нож, и Белл сунул его за голенище.
— Я должен отвести свою девушку обедать. Как я выгляжу?
— Словно кто-то выгладил ваш костюм лопатой.
Они достали платки и отряхнули ему пиджак и брюки.
— Никогда не думали в такие дни надевать что-нибудь потемней?
Марион бросила на вошедшего в павильон Белла взгляд и тихо спросила:
— Ты в порядке?
— В полном.
— Ты пропустил спуск.
— Не совсем, — ответил Белл. — Как твои отношения с мистером Ямамото Кента?
— Мистер Ямамото, — сказала Марион Морган, — поддельный.
25
— Я расставила ловушку, и он угодил прямо в нее, Исаак! Он не знает о существовании «Свитков изгнания» Ашиюки Утамаро.
— Ты поставила меня в тупик. Что такое «Свитки изгнания» Ашиюки Утамаро?
— Ашиюки Утамаро был знаменитым гравером конца эпохи Эдо. Граверы руководили большими мастерскими, где основную часть работы выполняли наемные служащие и ученики: проводили линии, вырезали и покрывали чернилами после того, как мастер наносил рисунок. Граверы не делали каллиграфических свитков.
— А почему так важно, что мистер Ямамото не знает о том, чего не существовало?
— Потому что «Свитки изгнания» Ашиюки Утамаро существуют. Но делались они тайно, и знают о них только подлинные ученые.
— И ты! Неудивительно, что ты получила первый выданный женщине диплом юриста в Стэнфордском университете.
— И я бы не знала, если бы отец не купил однажды такой свиток. Я помню необычную историю, которую он мне рассказал. Я отправила ему в Сан-Франциско телеграмму с просьбой о подробностях. Он прислал в ответ очень дорогую телеграмму.
Ашиюки Утамаро был на вершине своей карьеры гравера, когда у него возникли трения с императором: по-видимому, он строил глазки любимой гейше императора. Жизнь ему спасло только то, что императору нравились его гравюры.
Вместо того чтобы отрубить ему голову или что еще они там делали с повесами, император сослал его на самый северный из островов — Хоккайдо. Для художника, которому нужны мастерская и ученики, это хуже тюрьмы. Потом любовница тайком прислала ему бумагу, чернила и кисти. И пока он не умер, он писал каллиграфические свитки, один в крошечной деревянной лачуге. Но никто не мог признать, что они существуют. И его любовницу, и тех, кто помогал ей навещать его, ждала бы казнь. Свитки нельзя было выставлять. Их нельзя было продать. Каким-то образом они оказались у скупщика в Сан-Франциско, и тот один из них продал отцу.
— Прости мне мой скептицизм, но очень похоже на выдумку продавца произведений искусства.
— Только это правда. Ямамото Кента не знает о «Свитках изгнания». Следовательно, он не ученый и не куратор отдела японского искусства.
— А значит, шпион, — мрачно сказал Белл. — И убийца. Прекрасно, дорогая. На этом мы его поймаем.
Речи, сопровождавшие тосты по случаю спуска дредноута на воду, оказались милосердно короткими, а тост, который произнес капитан Лоуэлл Фальконер, главный флотский инспектор по стрельбе в цель, по словам Теда Уитмарка, — «первоклассной штукой».
Выразительным языком, с красноречивыми жестами герой Сантьяго превознес современную камденскую верфь, прославил кораблестроителей, поблагодарил конгресс, поздравил главного конструктора и остальных создателей корабля.
Во время одной из оваций Белл прошептал Марион:
— Единственное, что он не похвалил, это сам «Мичиган».
Марион ответила тоже шепотом:
— Ты бы слышал, что он неофициально говорит о «Мичигане». Сравнивает его с китом. Не думаю, что это комплимент.
— Он упомянул, что «Мичиган» чуть ли не вдвое короче Корпуса 44.
С коротким поклоном в сторону Дороти Фальконер поднял тост за Артура Ленгнера.
— За героя, который создал орудия «Мичигана». Лучшие двенадцатидюймовые орудия в мире. И предвестник будущего. Всему флоту будет не хватать его.
Белл посмотрел на Дороти. Лицо ее было освещено радостью: такой образцовый офицер, как Фальконер, при всех назвал ее отца героем.
— Пусть Артур Ленгнер покоится с миром, — закончил капитан Фальконер, — зная, что эта страна спокойно спит под охраной его пушек.
В заключение председатель совета Нью-йоркской военно-морской верфи подарил драгоценный кулон дочери министра флота, той самой, что разбила бутылку шампанского о борт «Мичигана», выпуская корабль в жизнь. Направляясь на помост, промышленник тепло пожал руку передавшему ему кулон человеку в элегантном европейском сюртуке. И прежде чем застегнуть подвеску на шее девушки, воспользовался случаем, чтобы похвалить ювелирную промышленность Ньюарка, соседа Камдена.
Предвидя давку на пути в Нью-Йорк, Белл заплатил камденскому детективу Барни Джорджу, чтобы добыл полицейский катер; тот перевез их через реку в Филадельфию, а там патрульная полицейская машина довезла их до станции Бродвей. Они сели в нью-йоркский экспресс и прошли в вагон-гостиную, где заказали бутылку шампанского, чтобы отпраздновать благополучный спуск, срыв планов саботажника и неизбежную поимку японского шпиона.
Белл знал, что сегодня он был слишком заметен, чтобы пытаться проследить за возвращением Ямамото в Вашингтон. Напротив, он поручил Ямамото лучшим филерам Ван Дорна, каких смог быстро отыскать, а они были поистине очень хороши в своем деле.
— Что скажешь о Фальконере? — спросил Белл у Марион.
— Лоуэлл — очаровательный человек, — ответила она и загадочно добавила: — Он разрывается между тем, чего хочет, что видит и чего боится.
— Загадочно. Что это значит?
— Дредноуты.