Шпион
Шрифт:
— А пока сантименты в сторону и — работать!
Он снова пододвинул к себе изъятые у Торна Джоханссона десятки мелких, не имеющих, по сути, никакого значения бумажек и замер.
— Стоп.
Прямо на него смотрел чек. Обычный товарный чек на обычный кустарный сувенир с Арбата — «Царевна-лягушка хохломская» стоимостью 3540 рублей.
— Дорогая лягушечка… — пробормотал Соломин и сам же понял: не то.
Его внимание приковало что-то иное. Но вот что?
«Что у нас в Хохломе? Есть там хоть один оборонный завод?»
Насколько он помнил,
«Может быть, дело в цифрах?»
Соломин уткнулся носом в цифры, но это была самая банальная фискальная информация.
— Нет, не то.
«Но что тогда?»
Соломин был абсолютно уверен, что это щекочущее чувство победы внутри возникло не вдруг; тому были основания.
«Царевна… лягушка… хохломская… Лягушка? Не может быть!!!»
Соломин замер, затем потянул из кармана мобильный телефон, вскрыл, вытянул сим-карту, вставил другую, он полистал записную книжку, набрал несколько часов назад записанный номер и произнес:
— Это Соломин. Я был у вас сегодня.
— Да, говорите, — голос генерала Заславского был свеж и бодр.
— Вы же знаете страсть… ну, нашего… вашего… объекта к жабам и прочим земноводным?
— Естественно, — подтвердил генерал.
— Так вот, — перевел дыхание Соломин, — я нашел среди изъятых по делу «норвежца» вещей чек, видимо, с Арбата, и это подарок. Очень подходящий подарок.
— Ну?
— Это чек на «Царевну-лягушку хохломскую»…
Часть V
Генерал
Побег
Квартиру заместителя Председателя «конторы» самого Глеба Арсентьевича Белугина вскрыли сразу, в течение четверти часа после сообщения о найденном среди личных вещей Торна Джоханссона подозрительном чеке. Царевна-лягушка хохломская стояла прямо на столе, так, словно хозяин квартиры, перед тем как «на минуточку» выйти из дома, любовался своим последним трофеем. Но вот самого Белугина не было.
— Это Заславский, — немедленно набрал генерал подразделения «X» телефонный номер адъютанта Белугина, — как бы мне с Глебом Арсентьевичем поговорить?
Адъютант на мгновение замешкался.
— Но Глеб Арсентьевич в отпуске… я не думаю, чтобы…
— Как в отпуске? — оборвал его Заславский. — Кто его отпустил? Председатель?
Адъютант кашлянул.
— Нет, но я думаю, товарищ генерал, что принципиальная договоренность достигнута, Глеб Арсентьевич оставил рапорт на отпуск мне, а я должен занести его в приемную Председателя…
Заславский нажал сброс и тут же вышел на диспетчерскую пограничной службы.
— Дайте-ка мне сводочку. Белугин Глеб Арсентьевич…
— Минуточку, товарищ генерал, — певуче произнесла девушка-связистка, — да, есть. Пересек государственную границу с Финляндией на посту Торфяновка…
— Когда?! — выдохнул Заславский.
— Сегодня в 19 часов 15 минут.
Заславский глянул на часы. Белугин определенно тронулся в путь, едва узнал об аресте «норвежца», и в России всемогущего
Воин
Чуть было не забытый из-за ареста, но теперь приобретший особый смысл день рождения изменил весь ход мыслей Ти Джея. Родившийся в Ирландии, он получил при крещении имя Томас Слоан (воин) МакФлейм — той самой последней семьи МакФлеймов в Ирландии.
— Понаехали тут… — пробурчал все еще чем-то недовольный Рахим, и Ти Джей отвернулся к стенке.
Пожалуй, он был обречен осуществить свою судьбу. МакФлеймы были потомственные разведчики и шпионы, которых правительство Великобритании бросало в самое пекло конфликтов, так что каждому поколению семьи доставался свой «участок фронта». Из-за этого мало МакФлеймов возвращалось с заданий невредимыми, а если возвращались, то молчали, словно ничего не произошло. В результате от клана осталась лишь семья Томми — мать, отец и две сестры. Само собой, дед Ти Джея во время Второй мировой тоже был разведчиком, и он тоже никогда не рассказывал о своей службе, и лишь позже Тому удалось узнать, что его дед работал в захваченном Париже, осуществляя связь Сопротивления с силами союзников.
— Козлы… — в спину ему пробурчал сосед.
Ти Джей усмехнулся и вдруг ясно вспомнил отчий дом. Их коттедж назывался Вейпойнт и находился на острове Ратлин, на берегу Атлантического океана. Эти владения принадлежали семье МакФлеймов более двухсот лет, и бросить их и переехать, скажем, в Лондон казалось святотатством. Понятно, что приходилось терпеть неудобства: школа, например, была на всем острове одна, и Томми ходил туда пешком по берегу океана — целых пять миль. Впрочем, он любил наблюдать за тем, как огромные корабли проходят по каналу, как небольшие рыбачьи шхуны бросают свои сети и медленно тянут их, чтобы чуть позже поднять на борт улов.
— Эй ты, чурка американская! — раздалось сзади.
Ти Джей усмехнулся: ему определенно бросали вызов, но его целью не было убить этого глупого, неспортивного фальшивомонетчика; его целью было вернуться домой, чтобы хорошенько загулять где-нибудь в Корке, в пабе матушки Полли. Пить темное ирландское пиво, жрать мясо с кровью или каменных ирландских устриц и петь любимую песенку «Come back Paddy Reilly!» про героя ирландского эпоса Падди Рейли, который боролся за свободу страны. Кстати, тоже предка Томми.
«Бог мой! Когда же теперь я доберусь до своих любимых забегаловок, пинтовых кружек и семьи? А неизвестно…»
Многое впрямую зависело от его адвоката, норвежского консула и, увы, от полковника Соломина. Этот, дай только ему волю, вообще вряд ли выпустил бы его из этой проклятой тюрьмы со странным названием по имени немецкого барона Ле Форта.
— Я к тебе обращаюсь! — толкнули его в спину, и Ти Джей, стараясь не смотреть в сторону Рахима, принялся ходить по камере — из угла в угол — и думать о пиве.