«Шпионаж» и «насильственная смерть» И. А. Ефремова
Шрифт:
Что же касается «возникшего подозрения о возможности насильственной смерти» Ефремова — то КГБ вообще никакими расследованиями смертей не занимался, за исключением тех случаев, когда они касались явно насильственной гибели ответственных сотрудников Комитета. Итак, все три версии выглядят маловероятными. Обычно в таких непонятных, таинственных историях полагается уповать на новые архивные находки, которые могут пролить свет на происшедшее.
В наших руках — новые материалы о деле Ефремова. Такие, которые в сущности должны содержать исчерпывающее объяснение: надзорное производство по делу Ефремова, заведенное в Отделе по надзору за следствием в органах государственной безопасности Прокуратуры СССР. Был такой отдел в Прокуратуре, осуществлявший формальный надзор за законностью работы органов, — его обязательно извещали о каждом заведенном уголовном деле и основных этапах его движения. Каждому находящемуся в производстве уголовному делу соответствовало надзорное дело прокуратуры, в него подшивали, как правило, сообщения о заведении уголовного дела, о продлении срока следствия, копии постановлений об арестах и обысках, обвинительного заключения, приговора, поступавшие в Прокуратуру жалобы обвиняемого или его близких и т. д.
Скажем сразу: архивная находка странным образом не только не объясняет дело Ефремова, но только усиливает недоумение. Опишем сначала, что есть в этом надзорном производстве.
Открывает дело спецсообщение за подписью заместителя прокурора города Москвы первому заместителю Генерального прокурора СССР М. П. Малярову от 30 января 1973 г.: «Сообщаем, что 22 января 1973 г.
16
ГА РФ. Ф.Р-8131. Оп. 36. Д. 5653. Л. 1.
А вот и эта копия: «Постановление о возбуждении уголовного дела и принятии его к своему производству. г. Москва. 22 января 1973 г. Старший следователь [название должности и отдела] подполковник Хабибуллин, рассмотрев материалы, поступившие из оперативного отдела УКГБ при СМ СССР по г. Москве и Московской области в отношении Ефремова Ивана Антоновича, 1907 года рождения, уроженца дер. Вырица Гатчинского района Ленинградской области, русского, гражданина СССР, беспартийного, не судимого, профессора палеонтологии, доктора биологических наук, писателя-фантаста, проживавшего [адрес], Установил: 5 октября 1972 г. Ефремов, находясь в своей квартире, умер. Обстоятельства смерти Ефремова вызывают подозрения, в частности, 5 октября 1972 г. в момент ухудшения состояния здоровья Ефремова его жена Ефремова Т.И. из городской станции скорой помощи врачей не вызвала; вскрытие трупа Ефремова не проводилось, и он 6 октября 1972 г. был кремирован. Таким образом, причина смерти Ефремова осталась недостаточно выясненной. Кроме того, имеются материалы, дающие основание полагать, что Ефремов не является тем лицом, за которое он себя выдавал. Учитывая, что по делу необходимо установить причину смерти Ефремова, а также проверить его личность, руководствуясь п.6 ст.108, ст.112, п.2 ст.115 и ст.129 УПК РСФСР, постановил: 1. Возбудить по факту смерти Ефремова И.А. уголовное дело. 2. Уголовное дело принять к своему производству и приступить к предварительному следствию. 3. Копию настоящего постановления направить прокурору города Москвы». [17] Подписал Хабибуллин, «Согласны» — начальник следственного отдела УКГБ по Москве и области и начальник Московского Управления генерал-лейтенант Алидин.
17
Там же. Л. 2.
Подчеркнем, речь идет именно об уголовном деле, а не агентурных наблюдениях и разработках. И возбуждено оно спустя три с половиной месяца после смерти Ефремова и два с половиной — после обыска. [18] О нем, кстати, здесь ни слова не сказано, а по записанным Измайловым словам Хабибуллина, санкцию на него давал как раз заместитель Генерального прокурора Маляров, которому адресовано спецсообщение. Никаких документов об этом обыске в надзорном деле нет.
Далее в досье следует серия предельно кратких извещений из Прокуратуры Москвы в Прокуратуру СССР о продлении сроков следствия по делу Ефремова, сначала до 22 мая 1973 г., затем до 22 июля 1973 г., 22 октября 1973 г., 22 января 1974, 22 февраля и наконец — до 22 марта 1974 г. К каждому из этих документов могла бы быть приложена копия соответствующего постановления следователя (своего рода отчет о проделанной работе с изложением того, что еще требуется сделать и для чего нужно дополнительное время), но сделано это лишь однажды, и как-то невпопад: 17 июля 1973 г. из Прокуратуры Москвы направляется сообщение о продлении срока следствия до 22 октября, а 14 августа почему-то направляется «для сведения» постановление о продлении срока следствия от 12 июля. [19] Возможно, это связано с тем, что, судя по делопроизводственным пометам, дело начал курировать другой сотрудник Прокуратуры, решивший запросить дополнительную информацию; но никаких следов такого запроса в деле нет. Постановление составлено уже не Хабибуллиным, а другим следователем (по сведениям Измайлова, Хабибуллин в 1973 г. ушел на пенсию).
18
Как тут не вспомнить один постулат, сформулированный Алидиным: «Начало следствия — еще далеко не окончание оперативной разработки» (Алидин В.И. Государственная безопасность и время. С.208). На практике это означало, что после смерти Ефремова появилась возможность более открытой «разработки» волновавшей чекистов темы.
19
ГА РФ. Ф.Р-8131. Оп. 36. Д. 5653. Л. 6.
Констатирующая часть постановления гласит: «Настоящее уголовное дело возбуждено 22 января 1973 года в связи с возникшими подозрениями относительно обстоятельств смерти Ефремова. […] Из полученного заключения специалистов по медицинским документам Ефремова следует, что с учетом его общего болезненного состояния резкое ухудшение самочувствия могло наступить в любое время и могло привести к смертельному исходу от острой сердечной недостаточности. Во время производства обыска в квартире Ефремова было изъято большое количество письменных документов на имя Ефремова, и в частности, письма Урбонаса А. П., жителя Белорусской ССР, и Пермякова Г. Г., жителя г. Хабаровска. Урбонас — в прошлом агент контрразведывательных органов буржуазной Литвы и немецко-фашистских оккупантов. В 1933 году он предлагал свои услуги польской разведке. С этой целью им было написано письмо, в котором он сообщал свои биографические данные и называл лиц, через которых мог бы собирать секретные сведения. К письму Урбонас приложил свою фотокарточку. В настоящее время по делу проводится криптографическая экспертиза для расшифровки текста письма Урбонаса к Ефремову от 17 марта 1967 года. По предварительному мнению (заключению) экспертов, в данном письме, как и в других материалах переписки Урбонаса и Пермякова, содержится кодированная информация. Для выяснения, Урбонасом ли было написано письмо в польскую разведку, и он ли изображен на приложенной к письму фотокарточке, по делу необходимо назначить криминалистическую и почерковедческую экспертизы. Кроме того, следует установить и допросить свидетелей, знавших о сотрудничестве Урбонаса с немецкими контрразведывательными органами, а также провести другие следственные действия». [20] Для всего этого требуется продлить срок следствия до 22 октября. А затем еще и еще.
20
Там же. Л. 7–8.
Наконец, 7 марта 1974 г. отделы по надзору за следствием в органах госбезопасности Прокуратур СССР и РСФСР были извещены о прекращении 4 марта уголовного дела «по факту смерти Ефремова И.А.» «за отсутствием события преступления». [21] Копия постановления прилагается: «Настоящее уголовное дело возбуждено 22 января 1973 года в связи с возникшими подозрениями относительно обстоятельств смерти Ефремова. […] Кроме того, к моменту возбуждения уголовного дела имелись материалы, дающие основание предполагать, что Ефремов не являлся тем лицом, за которое себя выдавал при жизни. В ходе расследования дела установлены и с целью выяснения личности Ефремова допрошены
21
Там же. Л. 13.
22
Там же. Л. 14–15.
Так в чем же дело-то было?
Неужели «органы» переживали и тревожились за любимого писателя, волновались о вызове врачей, и Московскому следственному управлению КГБ понадобился год, чтобы выяснить, что «скорую» вызывали не городскую, а ведомственную? И что значит — «являлся не тем, за кого себя выдавал»? Резидентом? Королев писал о связи с британской разведкой, но обнаружен был какой-то Урбонас, будто бы работавший на немецкую и предлагавший работать на польскую. Судя по тому, что в постановлении о прекращении дела ни о том, кем был Ефремов на самом деле, ни о его кодированной переписке нет ни слова, обе эти версии провалились. Среди многих тысяч просмотренных нами надзорных производств спецотдела Прокуратуры СССР это — единственное, из которого неясно, на предмет чего оно заведено. Ключевое для большинства дел, ведшихся органами госбезопасности, слово «антисоветская» здесь не встречается ни разу. К тому же, для дел такого рода смерть подозреваемого являлась формальной причиной для прекращения дела, а не для его начала. Представляется, что версию о подозрении Ефремова в антисоветской пропаганде можно решительно исключить. Слово «шпионаж» в деле тоже отсутствует. Надо отметить, что в поле зрения этого отдела Прокуратуры крупные, серьезные шпионские дела вообще не попадали, ими ведали иные структуры. Мы видели среди его производств несколько дел по шпионажу: все это были дела незначительные, явно мелкие и случайные, и в них подозрение в шпионаже значилось как мотив обвинения. То есть мы не имеем оснований предполагать, что следствия по шпионажу велись на таком уровне секретности, что не назывались прямым текстом в предназначавшихся для прокуратуры документах. Если бы Ефремова действительно всерьез подозревали в сотрудничестве с иностранными разведками, то либо в деле имелось бы указание на такой состав преступления, либо такого дела в архиве спецотдела вовсе бы не было. И опять же, за смертью «объекта» дело должны были производством прекратить.
Заявленный мотив — неясность причины смерти — нелеп и не в компетенции КГБ. Остается таинственная «проверка личности», «не тот, за кого себя выдавал». Если не иностранный резидент, то кто же еще? Зачем-то нужно было через три месяца после смерти заводить уголовное дело и больше года держать его открытым. Единственное доступное нам объяснение — то, что для неведомых оперативных нужд необходимо было формальное прикрытие, повод открыть уголовное дело. Вели его, не смущаясь несообразностями. По миновании нужды — закрыли.
Из всех имеющихся истолкований этих следственных действий мы пока не можем опровергнуть только одно, самое фантастическое. Высказано оно было в беседе с Измайловым А. Н. Стругацким, который, как писатель-фантаст, мог себе такое позволить: «Дело в том, что как раз в те времена, конце 60-х и начале 70-х годов, по крайней мере в двух организациях США — Си-Ай-Си и Армии были созданы учреждения, которые серьезно занимались разработками по летающим тарелкам, по возможностям проникновения на Землю инопланетян. У наших могла появиться аналогичная идея. И тогда же у фэнов, то есть любителей фантастики, родилась и укрепилась прямо идея-фикс какая-то: мол, ведущие писатели-фантасты являются агентами внеземных цивилизаций. Мы с Борисом Натановичем получили не одно письмо на эту тему. (…) Можно себе представить, что вновь созданный отдел компетентных органов возглавил чрезвычайно романтически настроенный офицер, который поверил в абсурд „фантасты суть агенты“. И за Ефремовым стали наблюдать». При жизни трогать его боялись: Бог знает, чего ждать от инопланетянина. Узнав о смерти, пришли в надежде что-нибудь найти. «Я ставлю себя на место гипотетического романтического офицера, — продолжал Стругацкий, — и рассуждаю здраво: если Ефремов — агент внеземной цивилизации, то должно быть какое-то средство связи. Но как выглядит средство связи у цивилизации, обогнавшей нас лет на триста-четыреста, да еще и хорошенько замаскировавшей это средство?! Поэтому брали первое, что попалось. Потом, удовлетворенные тем, что взятое не есть искомое, все вернули». [23]
23
Нева. 1990. № 5. С.184.
И ведь в самом деле — все сходится: посмертный обыск, металлоискатель, изъятие химических препаратов, даже попытка осмотреть и вскрыть урну с прахом, и акцент на том, что не проводилось вскрытие, что кремация, вопреки обычаю, последовала на второй день после смерти, и странные вопросы Т. И. Ефремовой, давно ли она знает мужа… Равно как и заявление, что Ефремова «ни в чем не обвиняют». Действительно, просто им в КГБ было интересно. Искали инопланетные артефакты, а также анатомические отличия замаскированного пришельца (может, он был из кремния, как у самого же Ефремова описано). В этом свете обстоятельства обычной, в общем-то, биографии писателя можно истолковать иначе. Например, его геологические изыскания и раскопки позвоночных или тяга к «черепам динозавров». Был такой рассказ у Ефремова, как палеонтологи в могильнике динозавров нашли череп инопланетянина. В среде любителей фантастики авторитет Ефремова был велик, за ним прочно закрепилась слава, что он предвосхитил некоторые научные открытия. [24] Писалось в этой связи, например, о голографии. [25] Все это в совокупности мистифицировало сотрудников органов, которым даже за довольно невинными событиями виделись некие тайные пружины, влияние извне. При таком подходе Ефремов мог стать подозрительной или удобной для отработки теорий фигурой. Но разработчики даже не всякому своему прямому руководству могли прямо сказать о «инопланетных подозрениях» (или доверить это бумаге).
24
Кир Булычев пишет: «Не было на свете ни одного фантаста, который что-нибудь открыл или предсказал, за исключением Ивана Ефремова» (Известия. 1997, 28 ноября).
25
Литературная газета. 1970, 20 мая. В одном из самых известных рассказов Ефремова «Тень минувшего» палеонтологи видят над сколом плиты ископаемой смолы парящее в воздухе объемное видение — нечто вроде отпечатавшегося некогда на смоле изображения динозавра, и герой рассказа находит разгадку этого явления. Вообще, уж очень много у Ефремова сюжетов о раскопках и поисках инопланетян.