Шпора дракона

Грабб Джефф

— Живых мертвецов легко набрать снова, — огрызнулся Шут. Когда мы закончим эту драку, я позволю тебе быть первым.

Джиджи почувствовал, что Кэт стоит прямо за его спиной. Он подумал, что лучше бы ей было держаться подальше, но понял, что ей нужно быть в свете путеводного камня, чтобы зомби не могли напасть на нее. Она бубнила ему прямо в ухо слова, которые для него не имели вообще никакого смысла. Ее руки коснулись его головы, и она провела ими по щекам Джиджи, смазывая их своим колдовским составом.

— Будь, как зверь, — прошептала она.

Джиджи поморщился. Ее руки пахли серой, смешанной с чесноком, и чем-то еще более сильным и еще более неприятным, чем запах навоза. Кэт убрала руки.

— Это единственное волшебство, которое у меня осталось, — прошептала она на ухо Джиджи. — Я сохранила его для тебя, любовь моя.

Затем она отошла назад.

— Ты можешь дать ему силу голема, но это не поможет ему лучше фехтовать.

Его мастерство никуда не годится, — засмеялся Шут.

Однако предсказание колдуна оказалось неверным. Теперь сил у Джиджи прибавилось, и оружие казалось ему гораздо легче, и он действовал им гораздо быстрее. В одной из своих атак он пробил оборону Шута и нанес удар в грудь колдуну.

— Один-один, Шут, — сказал дворянин. Но он знал, что не следует радоваться раньше времени.

— Хм, — сказал он, взглянув на кончик рапиры. Кровь. Красная кровь. У зомби нет крови, я начинаю думать, что мне надо пересмотреть свое отношение к тебе. Давай вспомним. У кого есть кровь, кто выглядит как человек, но не является таковым? Голем или дьявольский маленький гомункулус. Шут, ты — голем?

Шут зарычал, отбил рапиру Джиджи и попытался ударить его прямо в сердце.

Дворянин увернулся от удара и сам сделал выпад. Его рапира прошла через рукав Шута, не повредив тому руку, в то время как клинок колдуна пронзил Джиджи плечо.

Джиджи стиснул зубы от боли.

— Големы не сердятся, но ты слишком высок для гомункулуса.

Оливия Раскеттл прокралась в первый зал башни Шута. Как только тетя Дора вернулась с Эмбери, Дрон превратился в пегаса, и они с Оливией полетели в логово Шута. Хафлинг убедила Дрона подождать снаружи, чтобы дать ей время обследовать территорию. Если Джиджи еще жив, то она отдаст ему шпору, и он сумеет победить злого колдуна. А если уже слишком поздно, то Дрон — ее единственная надежда и спасение, и поэтому ей не хочется, чтобы его захватили или убили.

Она подошла к приемному залу как раз в последнюю минуту дуэли Джиджи и Шута. Оливия встала в дверном проеме и с интересом наблюдала за поединком.

Ярость колдуна не шла ни в какое сравнение с насмешками Джиджи. Оливия поняла, что эти насмешки были не очень далеки от истины.

Хафлинг хотела войти в комнату, но обнаружила, что путь ей преграждает какой-то невидимый барьер. Она провела рукой по ровной поверхности, которая раскрошилась от ее прикосновения, как высохший песочный замок или как заклинание, исчерпавшее свои возможности. Путь был расчищен. Было хорошо слышно, как Джиджи дразнит становящегося все более раздраженным колдуна.

В своей ярости Шут стал менее осмотрительным, но не настолько, чтобы отдать победу Джиджи.

— Ты не Драконошпор. Ты — гомункулус — переросток, сбежавший от своего колдуна, — сказал Джиджи.

Шут набросился на Джиджи, но в гневе не попал в цель. Эта атака испугала Джиджи, и, споткнувшись, он упал назад, выронив и шпагу и путеводный камень.

Колдун стоял над Джиджи с рапирой, направленной прямо в шею дворянину. Шут поставил ногу на грудь Джиджи и сказал.

— Я скажу тебе, что я сказал твоему отцу перед его смертью, когда мы летели к земле. Мой отец был Драконошпором. Он был настолько отвратительным, что арферы запретили упоминать его имя в Королевствах, а его самого сослали на уровень Лимб.

— Безымянный! — возбужденно выкрикнула Оливия. — Я была права! Ты имел в виду Безымянного Барда.

Шут развернулся с тем же выражением лица, которое было у него в ту ужасную ночь, когда он убил Джейд, а Оливия закричала на него. Хафлинг нервно сглотнула, но осталась стоять на месте.

Джиджи воспользовался моментом, откатился в сторону и вскочил на ноги.

— Ты! — закричал Шут на Оливию. — Ты освободила его!

— Я? — пискнула Оливия. — Нет, что ты. Ты, наверно, меня с кем-нибудь путаешь.

— Не ври. Я слышал, как ты пела его песни. К тому же ты — арфер. Только арферы знали, где находилась его тюрьма. Я найду его и уничтожу при помощи шпоры. Я могу уничтожить всю его семью.

— Но зачем? — спросила Оливия.

— Зачем? Посмотри, что он сделал со мной! — закричал Шут.

Оливия холодно посмотрела на колдуна.

— По-моему, ты хорошо выглядишь. Почти совершенен.

— Я не выгляжу хорошо. Я выгляжу точно, как он. Он сделал меня таким. Не хочу быть точно таким же, как он. Не хочу его лицо. Не хочу его воспоминания.

Не хочу его мысли. Не хочу его голос и не хочу его песен. Никто не сможет заставить меня произнести его имя или петь его песни. Я убью его прежде, чем он попытается заставить меня снова петь его песни.

— Ох, черт, — сказала Оливия.

Понимание того, кем же был Шут на самом деле осенило Оливию и заставило ее затрепетать от ужаса.

— Ты не его сын. Ты — первое существо, которое он создал для того, чтобы петь его песни, тот, который первым бросил его на произвол судьбы.

Оливия знала, что многие маги погибли в странных экспериментах Безымянного по созданию живых сосудов для его работ.

— Что ты имеешь в виду под словом первое существо? — потребовал ответа Шут.

— Ну, он сделал еще одно. Женщину. Очень хорошенькую. Поющую, как птица, — сказала Оливия. Теперь все внимание Шута было приковано к ней.

Кэт за спиной Шута подняла рапиру и отдала ее Джиджи. Оливия продолжила.

— Всем нравились песни, которые она пела. Песни, которые написал он.

— Ты врешь! — закричал Шут, приближаясь к Оливии. — Я убью тебя и уничтожу его при помощи шпоры. Его имя больше никогда не прозвучит.