Шрам
Шрифт:
Беллис смотрела на него с достоинством и бешенством, сдерживая слезы. Последовала долгая пауза, а потом Флорин по движению мышц на ее прежде застывшем лице понял, что она приняла решение.
— Прочтите, — неожиданно прошептала она, сунула в его руки длинное письмо и прислонилась к двери.
— «Седьмой статус»? — пробормотал Флорин. — «Код стрелолист» — это что за херня такая?
Беллис ничего не ответила. Она уже не плакала. Она смотрела на него, насупившись, как ребенок (но теперь в глубине ее глаз засветилось что—то похожее на надежду).
Флорин
— «Прибытие целующих магов»? — недоверчиво прошептал он. — «Ржавчину перекроют червебойцы»? «Водорослевые бомбы»? Что это еще за херня? Речь о каком—то сраном вторжении! Что это еще за херня?
Беллис смотрела на него.
— Речь, — безжалостно сказала она, вторя ему, — о каком—то сраном вторжении.
Она выдержала паузу — несколько жестоких секунд, — а потом рассказала все.
Флорин откинулся назад, сжимая в руке бумагу, невидящим взглядом разглядывая печать, перебирая пальцами цепочку с жетоном Сайласа.
— Вы нравы насчет меня, — сказала Беллис.
Они разговаривали шепотом, чтобы не разбудить женщину в соседней комнате. Голос Беллис был полон отчаяния.
— Вы правы, — повторила она. — Армада — не для меня. Я вас понимаю. Вы про себя думаете: «Этой городской сучке нельзя верить».
Флорин покачал головой, готовый возразить, но Беллис не позволила ему.
— Вы правы. Верить мне не стоит. Я хочу домой, Флорин Сак. И если бы я могла открыть какую—нибудь дверь и выйти через нее в Эхову трясину, на Салакусские поля, или в Мафатон, или в Ладмид, или куда угодно в Нью—Кробюзоне, то, клянусь Джаббером, я бы сделала это.
Флорин чуть не поморщился, слушая этот страстный монолог.
— Но я не могу, — продолжала она. — И верно, было время, когда я думала о бегстве. Я представляла себе, как спасать меня идет флот. Но теперь этому препятствуют две вещи… Я хочу домой, Сак, но… — Она помедлила, тяжело шевельнувшись. — Но на «Терпсихории» были и другие, они думали иначе. И я понимаю, что значило бы это «спасение» для вас и для других… для всех кробюзонских переделанных. — Она посмотрела на него немигающим взглядом. — Можете верить, можете не верить, но мне теперь нужно другое. У меня нет иллюзий насчет Нью—Кробюзона, насчет возможности вернуться туда. Вы ведь ничего не знаете о моих обстоятельствах, Флорин Сак. Вы ведь не знаете, что меня заставило сесть на этот вонючий треклятый корабль… Как бы я ни хотела домой, я знаю: что хорошо для меня, может быть плохо для вас, а я бы не хотела в этом участвовать. И это правда, — неожиданно сказала она, словно удивляясь этой мысли, словно обращаясь к себе. — Я проиграла в этом споре. Сдаюсь. Это правда.
Беллис помедлила, потом посмотрела на него.
— Но даже если вы думаете, что я просто лгунья, мистер Сак, всегда остается еще одно соображение: Я ведь ничего не могу сделать. Я не могу пробраться на самхерийский корабль, я не могу послать указания в Нью—Кробюзон. Я застряла в Армаде. Глубоко застряла, черт меня побери.
— А кто такой Сайлас Фенек? — спросил он. — И что это такое? — Он помахал письмом.
— Фенек — кробюзонский агент. Он в таком же положении, что и я. Только владеет информацией, — холодно сказала она. — Информацией о сраном вторжении.
— Вы хотите, чтобы город погиб? — спросила она. — Проклятье, я понимаю, что
Чуть к югу от Виньонной улицы в Пелорусских полях располагался крохотный рынок. Торговля шла в извозчичьем дворе за складами по вошкрешеньям и пыледель—никам. Рынок был слишком мал, а потому не имел названия.
На нем торговали обувью. Старой, новой, украденной, плохой и хорошей. Сабо, тапочками, сапогами и так далее.
На протяжении нескольких лет это было любимое место Флорина в Нью—Кробюзоне. И не потому, что он покупал обувь чаще других, просто ему нравилось бродить по двору мимо столов с кожей и тканями, слушать выкрики продавцов.
На маленькой улочке было несколько маленьких кафе, и он хорошо знал владельцев и завсегдатаев. Когда у него не было работы и кончались деньги, он мог целыми днями просиживать в увитом плющом заведении под названием «Кофейня Боланда», споря и бездельничая вместе с Боландом, Иваном Курлофом, водяным Слухнедшером, иногда из жалости покупая выпивку Спиральному Джекобсу.
Флорин провел там не один день, сидя в табачном дыму, вдыхая пары чая и кофе, глядя сквозь мутные окна, как уходят обувь и часы. Впрочем, он вполне мог обойтись без этих дней, нет вопросов. Никакой зависимости: он не мучался без них по ночам.
Но именно об этих днях он сразу же и вспомнил при вопросе Беллис: будет ли ему все равно, если город погибнет.
Конечно, он подумал о Нью—Кробюзоне, о всех людях, которых знал (некоторое время он не вспоминал о них), о местах, где бывал. Представил себе, что все это разрушено, погибло, уничтожено гриндилоу (существами, которые существовали только в кошмарных снах, тени его воображения), и пришел в ужас. Конечно, он не желает этого.
Но Флорина удивило, как остро отреагировал он на известие. В этом не было ничего рационального, ничего осмысленного. Он выглянул в окно, за которым стояла влажная, жаркая ночь, и вспомнил, какие виды открывались ему на обувной рынок из тех, других, окон, через толстое, в крапинку стекло.
— Почему вы не сказали Любовникам? Почему вы думаете, что они не захотят помочь вам передать послание в город?
Беллис демонстративно пожала плечами, зайдясь в притворном безмолвном смехе.
— Вы и в самом деле думаете, — спросила она, — что их это хоть сколько—то волнует? Вы думаете, что они хоть пальцем пошевелят? Пошлют корабль? Заплатят за передачу послания? Думаете, они не побоятся обнаружить себя? Думаете, они пойдут на все это, чтобы спасти город, который уничтожил бы их при малейшей возможности?
— Вы ошибаетесь, — неуверенно сказал Флорин. — Среди похищенных много кробюзонцев, которым все это небезразлично.
— Никто не знает, — прошептала Беллис— Знаем только Фенек да я, а если бы мы пустили слух, то только скомпрометировали бы себя, нас бы выставили смутьянами и утопили в море, а послание — сожгли. Проклятие! Что, если вы ошибаетесь? — Она уставилась на него, и Флорин поежился под ее взглядом. — Вы думаете, им будет не все равно? Вы думаете, они не допустят гибели Нью—Кробюзона? Если бы мы сообщили им, а вы оказались не правы это был бы конец, погиб бы наш единственный шанс. Неужели вы не понимаете, что поставлено на карту? И вы готовы этим рискнуть? Да?