Схрон

Головачев Василий Васильевич

– Что-нибудь не так? – спросил внимательный Ромашин.

– Позже, – ровным голосом ответил Белый. – Я не готов к определенным выводам. А теперь слушайте…

Рассказ длился около сорока минут, до тех пор, пока зеленый «кактус» сторожа не выкинул гроздь оранжевых огней.

– Вот и гости пожаловали, – сдержанно отреагировал комиссар. – Мне пора уходить. Транш у вас имеется?

– Что? – не понял Белый.

Ромашин настороженно заглянул ему в глаза.

– Гриша, создается впечатление, что вас поражают самые обыкновенные вещи. Транш – это непеленгируемая рация. Если у вас ее нет, вот экземпляр. –

Игнат протянул Белому черную каплю с коготком, внутри которой мигнула синяя искорка. – Обеспечивает связь в пределах Солнечной системы. Через спутниковые сети, разумеется.

Григорий взял рацию, как ядовитый змеиный зуб. Ромашин хмыкнул, встал.

– До связи, гриф. Будь готов ко всему. Мне надо кое-что уточнить, а вечером мы встретимся снова, чтобы начать свою операцию. Вы прибыли на Землю очень вовремя.

Ромашин вышел, сел в такси-пинасс и… исчез! То, что Григорий принял за такси, оказалось «големом», стартовавшим в джамп-режиме сразу на высокую орбиту вокруг Земли. Комиссар знал свое дело и подстраховывался капитально.

Григорий включил монитор охраны, оглядел команду, прибывшую по его душу на трех куттерах, и усмехнулся, проворчав:

– Ну что же вы, коллеги, смелее. Сейчас я преподам вам урок, чтоб в следующий раз неповадно было действовать так открыто.

Не спеша он переоделся в «хамелеон», укрепил в узлах автоматики оружие – «глюк», «универсал» и кинжал, – рассовал по карманам доставки боезапас, аптечку, НЗ, универсальный инструментарий, батарею динго, настроил инк спецкостюма на мыслеприем хозяина и включил аппаратуру костюма. Инку понадобилось две секунды на апробацию режима и проверку систем, после чего Григорий Белый будто растаял в воздухе, стал невидимым.

* * *

Гибель комиссара-два практически не отразилась на деятельности Евразийского филиала службы безопасности. Круг решаемых им задач не изменился, огромный механизм связей и отношений сохранил набранный ход, тысячи людей продолжали свое дело, даже не представляя, что произошло. Лишь родные, близкие и друзья комиссара переживали трагедию, ошеломленные случившимся, все еще не веря в его смерть, несмотря на панихиду и похороны на старинном кладбище в Рославле, на родине Ромашина.

Место Игната занял его первый заместитель Луиджи Тарантино, и все пошло своим чередом, если не считать усиления влияния «санитаров» на службу безопасности и ситуацию вокруг «чертополоха» хроноускорителя в целом. А поскольку Тарантино, жгучий брюнет с ниточкой усов и глазами навыкате, был резидентом «хирургов» рангом выше, чем Игорь Марич, последний был вызван в резиденцию службы, занимавшую крыло гигантского здания УАСС под Рязанью.

– Полуянова и Белого необходимо в ближайшее время ликвидировать, – приказал комиссар, небрежно отбрасывая со лба прядь черных волос. – Они в курсе всех событий, это очевидно, и очень опасны. Через двое суток прибывает инспектор наших хозяев, мы должны будем отчитаться о проделанной работе и о готовности к уничтожению Ствола. К этому времени оба должны быть обезврежены.

– Полуянов уже под стражей, содержится пока в клинике Центра, но через пару дней, когда шумиха вокруг его имени уляжется, мы переведем его в изолятор СБ в Брянске, где он и останется навсегда. Белый же… – Марич потускнел. – Белому удалось скрыться. Мы ждали его у родителей, у жены и детей – все живут отдельно в разных уголках Европейской России, однако у него оказался личный схрон, так сказать, коттедж в Салавпилсе. Когда наши люди прибыли туда, он был готов к встрече. Сжег все три куттера, четверых оперативников покалечил и скрылся.

Тарантино налился темной кровью, минуту молчал, потом произнес обыкновенным голосом, будто они говорили о пустяках:

– А ведь вы обязаны были проконтролировать их появление, коллега, такие проколы наши хозяева не прощают.

– А вы должны были изучить их досье, – огрызнулся Марич. – И сообщить мне подробности. Откуда я мог знать, не будучи в вашем штате, что этот гриф владеет скоростными режимами и занимается рукопашным боем с младенчества?

– Хорошо, хорошо, не кипятитесь. Белый далеко не убежит, рано или поздно объявится возле Ствола. С Полуянова глаз не спускать! Попробуем его закодировать, а если не получится – уничтожим. Ваш промах с Белым велик, но ликвидация Ромашина компенсирует его, можете пока не бояться гнева хозяев.

Марич знал об истинном положении дел, но говорить, естественно, ничего не стал. Гибель комиссара изменила соотношение сил и решила множество проблем, которые сам Марич решить не мог. Что ж, пусть все думают, что Ромашина убрал он.

– Мне не нравится поведение Златкова.

– А в чем дело?

– Он позволяет себе странные эскапады, делает ненужные заявления, развил бурную деятельность по изучению остатков Ствола, перекрестка пространств, как он говорит.

– Что беспокоит вас конкретно?

– Он стал другим, избегает контактов… – Марич помолчал. – У нас есть данные, что за день до гибели комиссар Ромашин встречался с ним дома.

Тарантино сузил глаза, голос его похолодел.

– Это уже интересно. Разговор записали?

– Нет, Ромашин применил глушилку.

Марич поймал немигающий, острый и холодный, словно у змеи, взгляд резидента и внутренне поежился. Он знал, что происходит с теми, кто не оправдывает надежд «хронохирургов».

* * *

Федор Полуянов мог бы освободиться из своего заточения уже через час после того, как его поместили в отдельный бокс клиники Центра под предлогом «восстановления тонуса и проведения специальных лечебных процедур», но не стал этого делать, не получив сигнала от Белого. Он действительно нуждался в отдыхе, а лучшего места, чем палата в реанимационном отделении клиники, придумать было трудно.

В гибель комиссара Федор не поверил. Слишком хорошо он знал этого человека, способного рассчитать любую комбинацию на много ходов вперед. Однако пока доказательств у него не было, настроение оставалось паршивым. Очевидным было наступление «хирургов» на властные структуры и усиление их контроля над Стволом. Они явно готовили удар по зданию бывшего хроноускорителя, и удар этот был не за горами.

День и ночь после перевода его в отдельный бокс клиники с медицинским комбайном и прочими лекарскими прибамбасами Федор проспал, как младенец. На следующее утро рослый молодой человек в комби техперсонала принес завтрак и молча передал «больному» черную капельку с коготком, проронив всего одно слово: