Шторм-2
Шрифт:
– Помощником? – переспросил Тротт. – Я десять лет хожу капитаном на «Колумбусе»…
– Ну и что? – перебила его Зося. – Зато Гданьск – большой город. Там даже метро есть. Моя мама живёт на Пиастовской.
– Дался тебе этот Гданьск! – заворчал Тротт. – Мне и здесь хорошо.
– Нет, вы только послушайте, что он говорит! – всплеснув руками возмутилась Зося. – Что здесь может быть хорошего? У Евы Ковальчик появилась швейная машинка! Событие, которое три месяца будет обсуждать вся Грюнвальдская – от собачьей площадки до магазина уценённых товаров! А я хочу новый
Капитан подумал, что тот «Фольксваген» на повороте ему попался сегодня не случайно. Не следовало спешить с таким важным вопросом, как женитьба!
По капитанской рубке «Колумбуса» гулял белый луч карманного фонаря. Сперва он остановился у откидного дивана с наваленным тряпьём, потом прошёлся по спящим приборам, по экрану картплоттера, зачем-то скользнул по щитку электроприборов, будто не зная, куда пристроить свой интерес, и, наконец, остановился на ящике штурманского стола.
Ящик, подчиняясь чьей-то воле, скрипло выехал навстречу короткой полоске света. Луч вырвал из мрака пухлую канцелярскую книгу с чёрной надписью «Судовой журнал». Неторопливо перебирая страницы, кто-то искал нужную запись. Очередная страница пришла в движение, но застыла в крепких пальцах ночного посетителя «Колумбуса». «18 сентября» – высветил луч фонаря…
Одна из тряпок дивана зашевелилась и стала капитаном Троттом.
– Эй, ты кто? – промычал Тротт, пытаясь настроить на зрение опухшие от сегодняшней пьянки глаза.
– Я? – переспросил ночной посетитель. – Я – Санта-Клаус! Пришёл поздравить тебя с Рождеством.
Тротт не успел даже удивиться. Его ударили в горло, коротко и резко. И сразу потом – в основание черепа. Над первым шейным позвонком. «Сёто-учи». Каратэ в движениях этой руки выглядело выразительно, как вспышки молнии.
Тротт рухнул на железный пол капитанской рубки и больше не шевелился.
Луч фонаря неторопливо вернулся к судовому журналу. «20.40 – Наладчица навигационных приборов упала за борт, и, не имея спасательного жилета, погрузилась с головой под воду…» – резко выделялась запись в ярко-белом свечении.
Людвиг Ковач пил кофе и от нечего делать читал местную газету. Скорее – пробегал глазами заголовки. Он ждал своего парохода. Пароход назывался паромом «Скания» и бороздил Балтику ежедневным рейсом Свиноустье – Истад. Шесть часов плавания между Польшей и Швецией. На этом пароме Ковач всегда назначал встречу тем людям, кто на него работал.
Когда взгляд Ковача зацепил нелепое сообщение о Зосе Пакульской, которая провела двенадцать минут под водой, Людвиг только уронил искру из равнодушных глаз. Работа приучила его скрывать эмоции. Этой искрой он поздравил болтуна-журналиста с удачной шуткой. Но вчитавшись в текст статейки, Людвиг понял, что он сегодня никуда не плывёт, и надо предупредить Юхансона и Кёллера, чтобы сдавали в кассу билеты.
Ему не требовалось перечитывать нужные строки несколько раз, ему даже не требовалось вообще читать их. Ковач просто видел информацию, независимо от того, была ли она текстом или фотографическим снимком. Сейчас он мог бы повторить по памяти то, что увидел не читая. Это выглядело так: «Зося была уверена, что её спасли викинги. Она даже перечисляла их странные имена. «Все они погибли» – говорила женщина капитану «Колумбуса».
Ковач достал телефон и, найдя в списке Кёллера, соединился с ним тычком пальца. Даниель Кёллер имел выход на полицейскую базу данных, что всегда помогало команде Людвига Ковача, если требовалось «пробить» какую-то информацию.
Объяснив в двух словах причину переноса встречи, Ковач сказал:
– Выясни, не поступало ли заявление о пропаже граждан в районе пляжей Мендзыздрое. Июль одиннадцатого года. Мендзыздрое. Я понимаю, что твои немецкие мозги не способны переварить польскую топонимику. Продиктую по буквам…
Конечно, не бредовые истории какой-то Зоси из местного порта привлекли внимание Ковача. Дело было вовсе не в ней. Она всего лишь вписалась в одно воспоминание, которое уже несколько лет не выходило у него из головы.
Ковач отбросил газетку и задумался. Он вспомнил тот день. …По жёлтому пляжу разметало десятка три мятых тел. Солнце светило цирковым прожектором, направленным каждому в глаза, но было не по-июльски холодно, и потому народ полоскался неохотно. Море выглядело спокойным, вода едва шевелилась, перебирая свёрками белого солнца. Метрах в ста от берега, вдоль пляжа, плыла лодка. И вдруг она исчезла… Просто исчезла и всё. Ковач даже не сразу понял, что произошло. Впервые его зрение превратилось в кино, которое кто-то тебе показывает. И этот кто-то удалил картинку из кадра.
Если бы была волна, Ковач решил бы, что лодка просто перевернулась и пошла ко дну. Но даже такое не случается мгновенно.
Какой-то толстяк рядом с ним случайно смотрел в том же направлении.
– Вы это видели? – озадаченно спросил Ковач.
– Да, – ответил толстяк, отрываясь от песка. – Странно! Не волнуйтесь, галлюцинации бывают и коллективными.
– Галлюцинация? – переспросил Ковач, всё ещё не веря увиденному.
Толстяк криво улыбнулся. Он соврал. Должно быть просто по незнанию вопроса. То, что называют сенсорной галлюцинацией или гипнотической манипуляцией, всегда внушается людям чьей-то направленной волей. В групповой галлюцинации есть этот «кто-то», умышленно создающий ложное видение, а на пляже под Мендзыздрое его не было.
Ковач долго находился под впечатлением от увиденного. Добравшись до отеля, он вышел в Интернет, решив просветить себя в вопросе группового гипнотического манипулирования сознанием. Первым же, что попалось ему на глаза была книга Донована Хилтона Роклиффа о психологии оккультизма. «Где есть вера в чудеса, там всегда будут доказательства их существования. В случае перемещения статуй и картин, вера производит галлюцинации, а галлюцинации подтверждают убеждения», – писал Роклифф.
Мелодия телефонного звонка отвлекла Ковача от воспоминаний. Перезванивал Кёллер.