Шторм и штиль
Шрифт:
— У меня что-нибудь не в порядке, товарищ капитан третьего ранга? — Теперь в голосе Баглая слышалась настороженность и даже тревога.
— Если по уставу, то все в порядке. Но я жду от вас поиска. Вы еще молоды. У вас светлый ум. Как раз теперь и надо искать. Пусть не засасывает вас обыденность, не удовлетворяйтесь служебными стандартами… Вы не обиделись на меня?
— Спасибо, Григорий Павлович. Есть о чем подумать.
Возвращались пологой тропинкой. Извиваясь между камнями, она вывела их наверх. Вербенко шутил:
— Вы меня, старика, как альпиниста,
— О чем же, Григорий Павлович, если не секрет? — осмелился спросить Баглай.
— Гм, о чем… О моей жизни, о вашей…
Ему все же нелегко, было подниматься в гору. Баглай слышал его тяжелое дыхание. Наверху замполит остановился передохнуть и снова заговорил:
— Нередко теперь молодые люди презирают старших: «Ой, какие вы старомодные! Вы уже отживаете свой век! Мы сделаем такое, чего вы, деды наши и даже отцы, еще не видели и не слышали!» И они действительно многое делают. А сколько еще неизведанного! Молодежи работы хватит… Но и мы, пожилые люди, еще не вышли в тираж, не обросли ракушками, что-то знаем и что-то умеем.
Вербенко помолчал немного и тихонько засмеялся.
— Думаю, думаю… Знаете, здесь, когда я один, мне стихи вспоминаются. Я много их помню — и старых, и военных, и сегодняшних. Но почему-то приходят в голову те, что ребенком еще в школе учил. И не подумал бы, что они где-то в закоулках памяти залежались. Еще десять лет назад, если бы мне предложили: «Ну-ка, прочитай стихотворение, что в пятом классе учил», не вспомнил бы, а сейчас они меня преследуют… С чего бы это, Юрий Николаевич?
— Память бесконечна, Григорий Павлович.
— Верно, верно, — согласился Вербенко. Он взглянул на часы. Было за полночь. — Идите домой, а я немного побуду тут. — И улыбнулся. — Может, еще какое-нибудь стихотворение вспомню.
«Старик или не старик? — думал о Вербенко Юрий Баглай, возвращаясь домой. — Старики ко всему равнодушны, только уюта, покоя хотят, а у него — вон какие беспокойные мысли… Нет, не старик… Конечно, не ради того приходил, чтобы посидеть в теплой хате. Ради меня приходил! Спасибо вам, Григорий Павлович, мой дорогой замполит, товарищ капитан третьего ранга!»
8
Юрий всегда носил ключ от квартиры в кармане. Вошел он стремительно, быстро, обнял Полю и коротко бросил:
— Через пять часов выходим.
Лицо озабоченное. Говорит короткими, отрывистыми фразами.
— Юра, что с тобой? Разве тебе впервые идти в море?
— Подводная лодка, Поля, будет не условная, а настоящая. И задание я получил необычное. Мне поручено найти ее и защитить от «противника». И кто же мой «противник», как ты думаешь? Лавров… Наверное, Курганов нарочно нас «противниками» сделал, зная, что мы соревнуемся… Защитить… А как защитить? Задача со многими неизвестными. Но тут еще одно, Поля.
Она смотрела на Юрия вопросительно и немного испуганно.
Мне придется быть на месте гибели моего отца, неподалеку от того берега, на который он высаживал десант… Поля, я беру на борт дядю Федора.
— Кто тебе разрешит? О чем ты говоришь, Юра? Военный корабль. Боевое учение…
— А Запорожец кто? Разве не военный моряк? Одним словом, Курганов уже разрешил. Сказал коротко: «Возьмите старого боцмана…» Ты меня извини, я сейчас побегу к дяде Федору.
— Почему же «извини»? Конечно, беги… Надолго идешь в море?
— Не знаю. Это станет известно позже… А почему ты такая? Ты чего-то недоговариваешь? Я вижу.
— Вот как бывает: ты — в море, и я — в море… Звонил профессор Санжаровский, спрашивал, как я себя чувствую.
— И что же ты ему сказала?
— Работать хочу… Вот так и сказала. Пойми меня, Юра, время не ждет. Потом не догонишь.
Он улыбнулся, обнял жену:
— Дорогой мой научный работник, все понимаю и не могу, не имею права тебе возражать, хотя и боюсь… твоя нога…
— Нога не болит. Ее тренировать нужно. Не тут, возле стола да у газовой плиты, а на палубе.
— А когда же намечается выход в море.
— Сказал, что позвонит.
— Может, я еще успею вернуться? Извини, я должен идти.
— Беги, беги.
Он и в самом деле бежал. На узенькой крутой высокой лестнице, идущей к Портовой улице, он даже запыхался. Но не напрасно ли бежит? Может, болеет Федор Запорожец? Или просто не захочет пойти в море? И не будет ли возражать тетя Марина? С ней трудно разговаривать. Но ведь другого такого случая может и не быть!
Калитка в зеленых воротах, как всегда, была не заперта. В домике светилось только одно окно. Значит, кто-то из стариков не спит. Наверное, вечно чем-то занятая, беспокойная тетя Марина.
Оказалось, что не спал Федор Запорожец. Сквозь стекло увидел Юрий Баглай, что сидит он на своем низеньком стульчике, на том же, на котором обычно чистит рыбу или красит под бронзу раму для картины. Лицо похудевшее, сосредоточенное.
«Может, у него для моря уже и силы не хватит?» — подумал Юрий. — Красить раму, сидя на скамеечке, — это одно, а там шторм может быть, качка. И тетя Марина набросится с упреками: «Куда ты его, Юра? Да он ведь на первой волне сляжет. И по корабельным трапам уже не сможет прыгать своими стариковскими ногами. Ты что, на смерть его с собой берешь, что ли? Так он уже умирал однажды, хватит с него!»
На мгновение задумался: «И в самом деле, надо ли? Может, тихонько повернуться и уйти?»
Но тотчас, же решительно постучал в окно.
— Это я, дядя Федор. Можно к вам? Запорожец отложил работу, немного сутулясь, прижался лицом к стеклу.
— Ты, Юра? Входи.
— Быстренько собирайтесь, дядя Федор, — поздоровавшись, атаковал Юрий, чтобы не дать Запорожцу опомниться. — В море пойдем… — Да еще и выдумал неожиданно для себя: — Сам капитан второго ранга Курганов приказал, чтобы вы в этом походе были. А вы — человек военный, приказы выполнять обязаны.