Шторм и штиль
Шрифт:
— Товарищ боцман, поверьте, я все это понимаю. Палубу мыть, борта красить, кнехты и якорные цепи драить нужно. Это такая работа, как у любого дворника в городе. Там ведь как? Дом большой, жильцы разные. Инженер взял в руки портфель и — на работу. Учительница простучала каблучками по чистому двору. Сталевар идет и солидно так поглядывает по сторонам, будто он единственный хозяин в этом доме. А дворник что? Мой, три, подметай, чтобы все по чистому ходили. Вот так и я сейчас на корабле. Дворник, и только.
— Дурень ты, Здоровега, — благодушно ответил
— Вяжу я эти узлы, боцман, ну и что? На морских узлах классного матроса не заработаешь.
Боцман пренебрежительно улыбнулся.
— Вяжешь… Да у тебя пальцы еще как дубовые, не гнутся. А ну-ка, принеси мне из шкиперской два шкертика потолще, сейчас я тебя проверю.
Ой, Мартын Здоровега, снова ты влип в неприятность! Ну и служил бы себе тихонько, выполнял приказания боцмана, так нет же — словно тебя вдруг в бок кольнуло: «Хочу стать классным матросом, как Аркадий Морозов!» Вот и получай. Сиди теперь с боцманом да показывай, как ты умеешь морские узлы вязать! Но все-таки в шкиперскую сходил, шкерты принес, сел и мрачно насупился.
— Шлюпочный узел! — вдруг приказал Андрей Соляник так твердо и громко, что Здоровега вздрогнул.
А пальцы не слушаются. Вяжут, вяжут эти злополучные шкертики, а шлюпочный узел никак завязать не могут.
Наконец-то справился.
— Вот.
«Вот, вот»! — передразнил его боцман. — А ты знаешь, в каких случаях такие узлы вяжут?
— Когда шлюпку к причалу или какое-нибудь судно на буксир берут.
— Точно, — похвалил мичман, но тут же и пристыдил: — Разве можно так долго копаться? А если шторми тебе нужно судно на буксир взять, а шлюпка и на месте не устоит? Бросает ее, как щепочку, из стороны в сторону? А ты с узлами возишься, никак связать их не можешь. Ох, матрос, матрос! Одним словом, двойка с минусом. Теперь давай рифовый узел.
Вязал бедняга Мартын и рифовый, и шкотовый, и «удавку», и еще много других — даже лоб вспотел, но все будто не своими руками. Боцман и тот устал, на него глядя.
Однако хоть и устал, но отобрал у Здоровеги шкертики и приказал:
— А теперь ты командуй.
— Может, хватит? — взмолился Здоровега. — Я же знаю, что вы умеете, товарищ боцман.
— Командуй, говорю! — блеснул черными сердитыми глазами Андрей Соляник. — На вот мои часы и засекай по секундной стрелке все, что я буду делать.
И вот бывший неудачливый кок, а теперешний бездарный матрос следит за стрелками часов и — невиданное на корабле — командует боцману, как подчиненному.
— Шлюпочный узел!
— Шкотовый!
— «Удавку»!
— Двойной беседочный!
Все команды Мартына Здоровеги боцман Андрей Соляник выполнял, а сам тем временем мрачнел, сердился и, наконец, бросил шкертики на палубу.
— Стопори! Давай сюда часы.
Помолчал немного, успокаиваясь. Потом обратился к Здоровеге:
— Я — еще так-сяк, а ты вовсе безрукий… Но мысль у тебя хорошая… О классности для боцманских матросов я, конечно, подумаю, но — звание отличного матроса надо зарабатывать. Это тоже немало. И значок тебе на грудь дадут, и честь да почет будет… Попробуй-ка, посоревнуйся, как радисты…
— С кем же мне соревноваться, товарищ боцман?
— С тем, кто захочет скорее морские узлы вязать, скорее кранец сплетать… Есть в чем соревноваться. Слушай, Здоровега, а не посоревнуешься ли ты с матросами того корабля, что рядом с нами стоит? Пришкурь их, матросов боцманской команды. И тебе будет жить веселее.
Мартын Здоровега взглянул на соседний корабль, призадумался.
— Сейчас, конечно, нет. Сами же видели. А через некоторое время, почему же?
— Ясное дело, не сегодня. Я поговорю с командиром корабля, расскажу ему, как мы с тобой морские узлы вязали… А ты так и знай, если не станешь лучшим матросом боцманской команды, спишу на берег бычков ловить. Будешь так себе — ни матрос, ни солдат. Вытурю! Мне безрукие матросы не нужны.
— Слушаюсь, товарищ мичман, — тоскливо сказал Здоровега.
— Слушать ты слушай, но и запомнить не вредно. Как только выпадет свободная минута, так и садись за морские узлы. Вначале вяжи, гляди на свои пальцы. Потом вяжи с закрытыми глазами. А уже потом и во сне.
— Как же это я смогу — во сне?
— Ну, не совсем во сне, а так… спросонья. Ложишься спать, шкертики под голову клади. Случится проснуться среди ночи, хватай шкертики и лежа узел вяжи, да не один, а штук десять, чтобы тебе это в плоть и кровь вошло. Понял?
— Понял, товарищ боцман.
— На, возьми, носи в кармане. А когда научишься все узлы вязать, тогда шкертик возврати. В нашем корабельном хозяйстве все пригодится.
4
Тихо на рейде.
За круглым иллюминатором покачиваются синеватые волны. Гладкая поверхность моря успокаивает. Юрию и в самом деле надо успокоиться, потому что Лавров снова принялся за старое. «Давай не сердиться друг на друга. Будем откровенными: тебе просто повезло, что твой отец — Герой Советского Союза. Ну, героически погиб. Так ведь многие погибли, но не все они герои. Были, конечно, герои, но безымянные…»
«Какое кощунство! Какое равнодушие к памяти погибших! Пусть и так: одного наградили посмертно, другого награда не нашла, хотя он и жив, третьего, может быть, никогда уже не найдут, но разве же наградами измеряется преданность своей Родине и решимость идти на смерть ради жизни и счастья своего народа? «Тебе повезло», — говорит Лавров. Повезло, что погиб мой отец? Чему завидовать? Если бы у отца и не было посмертной Звезды, я все равно гордился бы им, потому что он воевал, как подобает сыну своего народа, выросшему на этой вот советской земле!»