Шторм
Шрифт:
Неизвестно, то ли страх придал пленнице сил, то ли парень, крепивший капельницу, действительно пожалел ее, ослабив ремень. Обожгла резкая боль в растянутых сухожилиях, когда срывая кожу с большого пальца, Николь выдернула руку из петли. Дальше – легче. Еще не опасаясь выдать себя резким звуком, девушка с омерзением отлепила пластырь, удерживающий иглу в ее вене и расстегнула ремень.
Николь резко поднялась и тут же была наказана. Голова так стремительно пошла кругом, что едва не отправила ее в то состояние, в котором она провалялась…
День?
Потихоньку, часто переводя дыхание, Николь отстегнула ремни и освободила ноги. Наверху что-то покатилось. Громкий звук вернул ощущение опасности. Девушка осторожно сползла на пол и утвердилась на ногах. Качнувшись вперед, она коснулась рукой стены и медленно двинулась к выходу, превозмогая резкий приступ тошноты. Николь добралась до двери, когда дробный тихий стук остановил ее.
Тук-тук, тук-тук. Девушка постояла, приложив руку к груди. Вдруг показалось, что так громко стучит сердце.
«Как же я буду выбираться, меня же услышат?» – пронеслись в голове отчаянные мысли.
Николь беспомощно огляделась по сторонам, ища у стен ответа. И тут открылась истина: из иглы, повисшей в воздухе, срывались на пол капли. Девушка вернулась и с омерзением воткнула острие в матрас.
Наступила полная тишина. Николь снова пошла к двери, задержавшись у иллюминатора. То, что она приняла за свет звезд, оказалось огнями далекого острова, у которого, судя по всему, застыло на якоре судно.
Зрение туманилось, тошнило, но сознание постепенно прояснялось. Николь медленно поднималась по трапу, прислушиваясь к тем звукам, что доносились с палубы. Вроде бы кто-то разговаривал.
– И что он хочет? – Голос, безусловно, принадлежал Сергею.
Николь испытала такой яростный приступ паники, что только слабость удержала ее от бегства в каюту, из которой она только что выбралась.
– То же, что и всегда, кэп, – невидимый мужчина хмыкнул. – Денег за постой.
– Так заплати ему!
– Да, конечно. Только…
– Не тяни, Слухач.
– Он хочет с тобой поговорить. – Возникла пауза, потом мужчина добавил. – У меня есть сведения, что слухи докатились и до острова.
– Слухи, – пренебрежительно усмехнулся Сергей. – Ладно, будут ему слухи. Разыграем все как по нотам. Только потом… Помни, все должно быть чисто.
– О чем разговор. Кэп, и еще…
– Ты достал меня! Чего ты тянешь кота за хвост?
– Мальчишка. Помнишь? Белобрысый такой. Он не в курсе. Может… – Опять возникла пауза. – Я понял, – наконец, упавшим голосом добавил незнакомец. – Всех.
Разговор покатился дальше, стал стихать, и снова наступила тишина.
Николь почти решилась выбраться на палубу, под обстрел ветра и простора, когда неожиданно сбоку обнаружился коридор. Туда она и свернула, придерживая надорванный подол.
Сердце то замирало, то выдавало такую оглушительную серию залпов, что ломило виски. Где-то плеснуло, коротко взвыла сирена, заставив беглянку забыть об осторожности. Она буквально вывалилась на палубу, выходящую в открытое море. От соленого ветра, дохнувшего в лицо, ей в первую секунду стало так плохо, что она едва не потеряла сознание. Потом тошнота отступила.
С плеском поднимались волны, разбиваясь о борт яхты, где-то кричали, слышался смех. Николь, затравленно оглянувшись по сторонам, двинулась вдоль борта к корме. Там палуба подходила к самой воде, и можно было нырнуть в воду, не опасаясь громким плеском привлечь внимание.
Вязкий ком подступил к самому горлу, и девушка не удержалась. Она перегнулась через борт и ее стошнило. Хорошо еще, хватило сил отстраниться – у кормы, закинув канат на борт, качалась на волнах шлюпка.
Не думая ни о чем, без благодарности провидению за так счастливо подвернувший шанс, не моля господа о том, чтобы всё закончилось хорошо, не привлекая на свою сторону все известные добрые силы – Николь сняла с крюка узел, удерживающий шлюпку. Такие мелочи как обломанные до мяса ногти и пятна крови, которые она оставляла на стенках борта, не волновали ее. Она чувствовала лишь одно – еще пара минут и не силы – от них она вправе была ожидать большего, но сознание оставит ее. Царапая борт, скорее по наитию, чем четко видя цель, Николь шлепнулась в лодку, качнувшуюся под ее тяжестью.
Сюда не доходил свет, падающий с яхты. В полной темноте на ощупь отыскав весло, Николь попробовала опустить его на воду и это стало последним, что удержала ее память.
***
Ни слова, ни мысли – череда событий, брошенных в пучину бесчисленных повторов. Сознание, сотворенное из знакомых образов, укладывающихся в бесконечную цепочку существования. И все это, вместе взятое, нанизано на стержень, связующий реальность.
Голод.
Она была голодна.
Постоянно.
Всегда. Даже когда наступал кратковременный период насыщения.
Голод – бог, которому ежедневно приносилась жертва.
Цепь. Звенья которой начинались в прошлом и состояли из двух понятных колец: сначала голод, потом еда. Желудок, набитый пищей, на время занимал то место, где обитал Голод.
И снова бесконечная гонка по кругу, из которой складывалось все. Существование делилось на две ипостаси. И конец одной означал начало следующей. Голод и еда – морская змея, кусающая себя за хвост.
Так было всегда.
Тем непостижимей вдруг стал клин, вспоровший ткань привычного бытия.
Она не помнила боли. Лишь ее отголосок тянул веко и ноздревое отверстие, затрудняя обзор слева. И запах жертвы, внезапно оказавшей сопротивление, тесно переплетался со вкусом ее собственной крови.
Расстояние не имело значение. Она чуяла его постоянно – за многие тонны воды, отделяющие их друг от друга. Пристегнутая к строптивой пище ненавистью…
Или, скорее, нежеланием так принимать свое существование, где жертва могла в ответ открыть пасть, полную острых зубов.
Он был рядом – то ближе, то дальше. Чаще, он источал флюиды охотника, делившего с ней одно водное пространство.