Штормовой предел

Шигин Владимир Виленович

— А созрел ли? — приподнял бровь многомудрый Пещуров.

— Даже перезрел! — усмехнулся Андреенков. — И моряк, и офицер примерный. Все при нем!

— Ну, как знаете, вам же с ним плавать! — согласился командующий, подписав рапорт.

Должность старшего офицера на кораблях российского императорского флота особая. Старший офицер отвечает за все: за организацию обороны и защиты корабля, за организацию боевой подготовки, за воинскую дисциплину команды, за взаимодействие всех рот и служб корабля; за организацию повседневной службы и внутренний порядок на корабле, за составление корабельных расписаний и инструкций, за учет команды, боеприпасов и иных материальных средств, за питание команды и офицеров в кают-компании (хозяином которой он является), за приготовление корабля к бою и походу и за готовность корабля к этому самому бою. Даже в корабельном уставе имеется в отношении старшего офицера особая запись: "Частое оставление корабля старшим офицером корабля несовместимо с должным исполнением им своих служебных обязанностей".

Дел у ответственного старшего офицера на корабле действительно всегда выше головы. Утром денщик будит его еще до побудки команды. Чашка горячего чая — и наверх, чтобы принять доклад у вахтенного офицера о положении дел на корабле за последнюю вахту и проследить организацию подъема матросов. Затем старший офицер контролировал утреннюю приборку и только после этого забегал в кают-компанию, чтобы наскоро позавтракать. Затем надлежало поднять флаг. Старший офицер строил команду и встречал появлявшегося на палубе с началом звона склянок командира, приветствуя его. После подъема флага старший офицер докладывал командиру о положении дел на вверенном ему корабле. После чего разводил команду на работы, тренировки и занятия согласно корабельному распорядку. После этого он до обеда снова не покидал палубу, наблюдая за всеми корабельными работами. Одновременно контролировал деятельность офицеров, отвечавших за подчиненных им матросов-специалистов. Перед обедом опять же руководил выдачей традиционной чарки. После обеда и обязательного на флоте "адмиральского часа" офицеры и команда пили чай. Офицеры — в кают-компании, матросы — по своим артелям. Затем старший офицер снова строил команду и разводил ее на очередные работы, тренировки и занятия. После занятий и тренировок новая приборка на этот раз уже большая — часовая. Российские корабли традиционно всегда были самыми чистыми в мире, ибо приборка объявлялась три раза в сутки. Две из них были малыми, а одна большой. Во время большой приборки весь корабль мгновенно вскипал, как потревоженный муравейник. Босые матросы с засученными до колен штанами, вооружившись скребками, кирпичами и ящиками с песком, ведрами и швабрами, принимались за дело. Ползая на четвереньках, они терли палубу песком и камнем потом поливали водой из брандспойта и парусиновых ведер затем уж по ней проходились голиками-вениками и швабрами. После чего деревянная палуба слепила глаза своей первозданной чистотой. Одновременно другая часть матросов мыла борта: вначале их промывали разведенным мылом, а потом окатывали водой. Одновременно другие драили стелы люков и сами люки, драили медь толченым кирпичом и мелом белили резину. То же происходило в артиллерийских казематах, жилых палубах, корабельных коридорах и всех других корабельных помещениях. После приборки команда ужинала. Только затем наступало более-менее свободное время для тех, кто не был занят на вахте. В это время Миклуха работал с документами, одни бумаги подписывал сам, другие готовил для командира, который вечером обычно съезжал на берег. Миклуха полностью брал до утра бразды командования кораблем: проводил вечернюю приборку, поверку, руководил отбоем, ночью обязательно обходил вверенный ему корабль. Затем недолгий чуткий сон и снова новый трудовой день.

К слову, Андреенков был командиром совестливым и достаточно часто оставался ночевать на броненосце, давая возможность своему старшему офицеру и другу побывать с молодой женой.

Но скоро наш герой откровенно заскучал. Нет, не по службе, которая ему нравилось и которой он дорожил. Дело в том, что Миклуха мечтал хотя бы о боевых походах в Средиземное море, но черноморские броненосцы так далеко не ходили. Обычное их плавание длилось двое-трое суток: до ближайшего полигона и обратно. Походы к кавказскому побережью (их иронично именовали "мандариновыми") считались большим событием, к которым подолгу готовились. После океанских просторов Миклуху это удручало.

При этом Миклуха старался заниматься самообразованием. Если в штурманских делах и в морской практике он мог дать большую фору любому из офицеров своего броненосца, то в знании артиллерии чувствовал свою слабость. Именно поэтому летом следующего года он отпрашивается у Андреенкова в командировку на пристрелочную станцию, где дотошно изучает различные типы артиллерийских орудий и баллистику.

По возвращении на "Екатерину" пришла пора прощаться с Владимиром Николаевичем Андреенковым. Старого друга и командира, выплававшего ценз, назначили с повышением в Морское министерство (как говорили моряки, "под шпиц") на должность дежурного адмирала. Должность была чисто чиновничья, но контр-адмиральская и в столице. Сам Андреенков туда не стремился, но Надежда, будучи коренной петербурженкой, настояла, и Владимир Ефимович дал согласие.

Отвальную Андреенков старым друзьям давал в шашлычной Али, с женами же они культурно посидели "На рейде".

Вскоре "Екатерина" встала в ремонт, а Миклуха все лето прокомандовал небольшой миноноской "Килия". Там, на маленьком, продуваемом всеми ветрами и заливаемом волной мостике, он впервые ощутил всю прелесть и ответственность командования кораблем, пусть даже таким маленьким, как "Килия".

— Миноноски — это по мне! — говорил он в те дни супруге. — Скорость, маневренность и, что самое главное, полная свобода! Только ты и море!

Вскоре после отъезда Андреенкова Миклуху навестил командир только что вошедшего в строй броненосца "Двенадцать Апостолов" капитан 1-го ранга Смелов.

— Владимир Николаевич, у меня к вам серьезный разговор! — без обиняков начал он.

— Всегда к вашим услугам, — пожал плечами Миклуха, не понимая, о каких серьезных делах он может говорить с командиром соседнего броненосца.

— Зная вас как первоклассного моряка-практика, образцового и требовательного офицера, просил бы вас принять у меня должность старшего офицера. "Апостолы" только что подняли флаг, но проблем у нас, сами понимаете, по горло. Назначенный старший офицер откровенно не тянул, и я от него избавился под первым же благовидным предлогом. Зная, насколько вы успешно отработали с Андреенковым "Екатерину", прошу вас поднатаскать мою команду хотя бы в течение одной морской кампании. Со своей стороны, обещаю всемерную поддержку.

Немного подумав, Миклуха согласился. На "Екатерине" его уже ничего не держало. Корабль был отработан, как морской хронометр, и служить на нем стало откровенно скучно. На "Апостолах" все же только начиналось.

В октябре 1890 года он перешел на должность старшего офицера броненосца "Двенадцать Апостолов", а через три месяца получил эполеты капитана 2-го ранга.

С капитаном 1-го ранга Смеловым сработались быстро. Смелов был человеком интеллигентным и уравновешенным. Мечтал о создании подводных лодок, которые, по его мнению, должны были в скором времени обязательно произвести решительную революцию в морских делах.

— Поймите, Владимир Николаевич, — говорил он своему старшему офицеру. — Гораздо эффективнее действовать не с поверхности воды, а из ее глубин. Конечно, пока наша техника позволит строить лишь маленькие подводные суда с малой глубиной погружения и столь же малым временам нахождения под водой. Но это будет только начало! Пройдет не так уж много времени, по меркам истории, может, каких-то пятьдесят, может, шестьдесят лет, и у нас на флоте будут настоящие подводные броненосцы, не уступающие по водоизмещению и по боевой мощи нашим "Апостолам"!

— Возможно, что именно все так и будет, Александр Валентинович, — соглашался Миклуха. — Но не обессудьте, никак не могу представить подводный броненосец!

— Да я и сам с трудом представляю, — признался Смелков. — Одно знаю твердо, все именно так и будет!

На каждом уважающем себя корабле, как известно, имеются свои неписаные традиции. Что касается "Апостолов", то командир броненосца старался подбирать в команду офицеров исключительно с "боевыми фамилиями". Так, старшим штурманом на броненосце был штабс-капитан Отвагин, младшим механиком — Смекалин, старшим минером — Храбров, ревизором — Забиякин. Немало носителей всевозможных "боевых фамилий" было и среди матросов: Лихих, Орловых, Соколовых, Дерзких, Храбрецовых, Ухарцевых, Хоробрых и даже Храбреньких. Обладателей "боевых фамилий" "покупатели" с "Апостолов" специально высматривали в учебных отрядах, так что, будь ты самый наилучший, но коли носишь фамилию Трусов, то на "Апостолах" никогда тебе не служить. Да и у самого командира броненосца фамилия была вполне соответствующая.

Вскоре после прибытия Миклухи на броненосец в кают-компании офицеры высказали сожаление, что новый старший офицер (его предшественник носил фамилию Неробкий) своей фамилией не поддержал традиции корабля. И хотя сожаление было высказано в шутливой форме, Миклуха нашел что ответить.

— На самом деле, господа, в моей фамилии как раз и запечатлено героическое прошлое запорожского казачества! Вторая часть моей фамилии — "Маклай". В первоначальном варианте она звучала, как "махлай", то есть недотепа. Именно так запорожские казаки называли своих врагов. Поэтому в атаках они обычно кричали: "Бей их в неси, руби в махлай!" Таким образом, вторая часть моей фамилии — это не что иное, как боевой клич запорожских казаков. А что может быть героичнее боевого клича?