Штрафбат Его Императорского Величества. Трилогия
Шрифт:
Рояль смолк с последним звуком песни. Дарья Алексеевна подошла к священнику и мягко положила руки на плечи:
— Не нужно умирать… Нам еще жить и жить… нам…
— Нам?
— Да.
— Это ответ на все вопросы?
— На все.
Зинаида Петровна Вяземская, до глубины души пораженная вопиющим нарушением пристойности, оглядела залу в поисках поддержки.
— Это возмутительно! — и тут же поправилась, увидев стоящего в стороне императора Павла Петровича. Улыбающегося императора! — На самом деле возмутительно — никакие условности не должны препятствовать соединению любящих сердец!
Еще
Вот так неожиданно ко мне пришла слава великого поэта. Сколько ни отнекивался, объясняя, что стихи написаны ротмистром Сергеем Есениным, к сожалению, рано ушедшим из жизни, но никто так и не поверил. Все сдержанно, боясь попасть в опалу из-за грубой лести, хвалили, говорили о большом вкладе в развитие русской изящной словесности, о неоценимом… К чертям! Какой вклад, если Державин бросил альбом со стихами в камин? А если совсем литературу оставит? Самому вдохновлять будущих поэтов?
Единственно хорошо — отношения отца Николая и Дарьи Алексеевны наконец-то прояснились. А то доверить пост обер-прокурора Священного Синода неженатому человеку совершенно невозможно, а руководство церковью и руководство церкви необходимо укреплять, причем срочно.
Вообще, была поначалу мысль избрать Патриарха, но, немного подумав, от нее отказался. Не может быть в партии двух лидеров, правильно? Спросите, при чем тут партия? А вы приглядитесь, прежде чем спрашивать. Иерархия, дисциплина, ячейки в виде приходов, взносы… Готовая партия и есть — хоть Царство Небесное на земле строй, хоть коммунизм. Существует, правда, опасность зарождения комчванства… не сейчас, в будущем. Но мы же большевики-интернационалисты, не так ли? Это к тому говорю, что есть у моей партии серьезный конкурент, который и не даст расслабиться. Понимаете, о ком?
Ладно, что мы все о делах и о делах? Кто обещал поэтический вечер? Где Державин с его поэмой? Ах да, поэма в камине… но это же не повод молчать?
— Гавриил Романович, теперь твоя очередь.
— Государь, мне, право слово, неудобно.
— Это почему?
— Осознавая всю ничтожность потуг… И вообще, я принял решение навсегда оставить поэтическую стезю.
— А если Родина прикажет?
— Родина?
— Император.
— Тогда придется подчиниться.
— Считай, что приказ уже получен.
Беда с этими талантами! Ей-богу, легче сражение выиграть, чем успокоить обидчивого и ранимого писателя. Ну чисто дети!
Державин вышел к роялю и прокашлялся:
— Дамы и господа! Друзья мои! Извините, читать буду по памяти, так что, может быть, чего-нибудь и позабуду. Не судите строго скромного пиита.
Горит Восток зарею новой. На перекрестках, площадях Грохочут пушки. Дым багровый Родит смятение в умах И на врага наводит страх. Полки ряды свои сомкнули. На крышах залегли стрелки. Летят кулибинские пули, Нависли хладные штыки. Гонимы англами к победам, На баррикады рвутся шведы, Шотландцы строем в бой летят. Все чужеземные язЫки Под пушек рев, под звук музЫки Свое стремление крепят Служить владычице морей. Но стойкость русских егерей Для англов — слово роковое. Гремит, пылает тут и там. Но явно счастье боевое Служить уж начинает нам. Огнем небесным супостаты Поражены. И сожжены. Вгоняет вражеских солдатов Во прах могучий бог войны. Тесним мы англов рать за ратью; Темнеет слава их знамен. И бога браней благодатью Наш каждый шаг запечатлен… [4]4
Через тридцать лет, вдохновленный примером учителя, генерал-лейтенант А. С. Пушкин напишет поэму «Взятие Вены». Впрочем, уважаемый читатель и сам ее помнит со школьных лет. Но если память подводит, то всегда можно заглянуть в учебник. — Прим. автора.
ВМЕСТО ЭПИЛОГА
— Поберегли бы себя, Александр Федорович, — капитан Ермолов осуждающе покачал головой, когда Беляков сбросил с плеча тяжелый кожаный мешок. — Ребра-то еще толком не срослись, да и вообще…
— И что же в этом «вообще»?
— Не к лицу государеву министру черной работой заниматься.
— А кто будет, они? — Федорыч пренебрежительно плюнул в сторону кривой березы, под которой уложили связанных по рукам и ногам пленников. — Нет уж, лучше я сам.
Так получилось, что срочно отбывающий в Петербург император подчинил егерей подновскому купцу, оставив грозную бумагу, в которой назначал того министром несуществующей золотодобывающей промышленности. Наверное, более в утешение, чем надеясь на что-то, потому как после сильной контузии в грудь Беляков и сам не чаял остаться в живых. Но выжил. Мало того, кипучая энергия и предприимчивость не позволили долго разлеживаться в постели. И закрутилось-завертелось…
Золото… проклятый металл… желтый дьявол… Безжалостная и бездушная машина смерти, всегда сопровождающая его появление, в очередной раз провернула свое колесо, перемалывая обильные жертвы, не разделенные на правых и виноватых. А первыми стали многочисленные скиты, прятавшиеся в заволжских лесах от пристального государева внимания. Ниточки золотой паутины, тянувшиеся к Керженцу и Ветлуге с Урала и Сибири, обрезались решительно — ночными пожарами, стрельбой по бегущим от огня старцам и старицам, допросами проклинающих собственное спасение пленников.
И наносились на карту новые отметки, плескала угрюмо вода лесных озер и рек, принимая ставших ненужными свидетелей. Страшно… жестоко… и необходимо. Страна требует золото. Это новые ружья и пушки, это корабли, это жалованье, это свобода… Все то, что поможет выжить новой стране, только что родившейся в муках ревельского разгрома и крови петербургской осады.
Новое солнце встает над Россией.
— Готовы, Алексей Петрович? — Беляков показал на поднимающееся над кромкой леса светило.
— К новым подвигам? — вымученно улыбнулся Ермолов. — А они у нас будут?
— С нашим государем? Кто бы сомневался!
— Тогда вперед?
— Вперед!