Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!
Шрифт:
В общем, чем ближе к передовой, тем вопросы собственной безопасности для старших офицеров приобретали все большую значимость. Нельзя сказать, что разведчики отсиживались в приятной близости от штаба, в то время как остальные подставляли себя под пули. И рейды проводили, и на опасные задания ходили, и боевой подготовкой занимались до седьмого пота.
Но по негласной договоренности комбата с лейтенантом Александровым тот выделял людей из разведвзвода, что называется, «на сторону» крайне неохотно, даже в рамках самого штрафбата. Вот и не хотел капитан Телятьев лишний раз вызывать неудовольствие
В итоге старшему лейтенанту Коптюку пришлось отправить к колхозу «Октябрьский» на помощь группе Гвоздева своих людей с приданными из взвода Лазерко минометчиками под командой опытнейшего Потапова. От разведвзвода выделили расчет ПТР. Как говорится, и на том спасибо…
VIII
Когда Потапов с людьми ушел, Коптюку в какой-то момент показалось, что воевать просто не с кем и первая же атака фашистов закончится полным разгромом. И еще эти чертовы немецкие мины, которые все сыпали и сыпали, не давая шагу ступить за брезентовый полог блиндажа.
Нет ничего мучительнее, чем когда сидишь беспомощный, будто связанный собственным страхом по рукам и ногам, тоскливо прислушиваясь к нарастающему вою очередной приближающейся прямо к тебе мины, вздрагивая от каждого нового разрыва.
Не выдержав этой пытки бездействием, старший лейтенант Коптюк выскочил в траншеи, отмахнувшись, как от назойливой мухи, от предостерегающего окрика ординарца Степанкова: «Куда же вы, Федор Кондратьевич?!..» Куда, куда, делом заниматься!
Где бегом, где в три погибели, но шагом обошел позиции из конца в конец, там подсказал нишу для гранат добавить, там сектор стрельбы уточнил, с каждым словом перемолвился, каждого подбодрил. И сам Федор чувствовал, как от этих слов, казалось бы, ничего не значащих, сказанных мимоходом, укрепляется у него в душе что-то бывшее вот только что шатким и зыбким, ускользавшим в пустую тоску и тревогу.
Он видел, какими глазами глядели на него бойцы. У многих из них шла борьба со страхом, который с каждым разрывом мины подступал из самого нутра все выше, к самому горлу. Следы этой изнурительной борьбы зримо читались на лице, во взгляде с воспаленным блеском, блуждающем, точно отсутствующем. Сколько он видел таких глаз, перед самым началом атаки и в глухой обороне, когда по крупицам собирали, вязали в единый узел тонкие ниточки мужества.
Но когда глаза бойцов находили его, что-то в их зрачках менялось. Они словно успокаивались и становились тверже духом. «Вот, наш командир с нами!.. Значит, все обойдется, все будет хорошо!..» Надежда проступала в их глазах, и он нес им эту надежду. Они верили в него, и он не имел права их подвести.
IX
Когда немцы приблизились на полкилометра, Федор отправил в овражек на левом фланге Подсевальникова. Подтягивая свой трофейный МГ, он полз по-пластунски на удивление быстро. Пэтээровцы, следовавшие за ним, заметно отстали, и старший лейтенант все время боялся, что их накроет очередная подлетающая с ревом мина. Но минометы отодвинули свой огонь за реку.
Обстрел позиций штрафников продолжали самоходки, сместив сектор обстрела значительно вправо. Сейчас мешали с землей и пылью траншеи первого взвода лейтенанта Смижевского.
Используя низкорослые кустарники, каждую кочку, каждый бугорок, Подсевальников добрался до своей цели незамеченным и угрем проскользнул в овражек, точно сквозь землю провалился. Номер первый расчета ПТР Подпругин не изобретал новые маршруты.
Повторяя траекторию движения Подсевальникова от кусточка к бугорку, дополз до оврага и он. Третьим, к облегчению Коптюка и Дерюжного, наблюдавших за перемещениями бойцов из траншеи, нырнул в овраг номер второй с обоймами для противотанкового ружья.
И тут началась настоящая свистопляска. Приближающиеся на большой скорости танки открыли стрельбу из пулеметов, две из четырех самоходок вновь накрыли орудийным огнем взвод Коптюка, к ним добавились выстрелы мощных орудий «пантер». Траншеи заволокло дымом, в воздухе засвистели пули и осколки.
Федор и его замы укрылись в блиндаже. Наблюдателем на выступе опорного пункта остался Степанков.
– Ну, что там?! – перекрикивая грохот очередного близкого взрыва, с порога встретил его вопросом взводный, когда ординарец, в присыпанной землей и пылью гимнастерке, ввалился внутрь блиндажа.
– Кажись, четыреста прошли, товарищ командир! – гаркнул Степа и тут же закашлялся от набившейся в горло пылевой взвеси.
– Черт побери… чего же артиллерия наша медлит?! – скрипнув зубами, в сердцах проговорил старший лейтенант. – У меня люди не могут на огневую позицию выйти…
– Разрешите сгонять, Федор Кондратьевич? – с готовностью выпалил Степанков. – Я мигом, товарищ командир…
– Куда сгонять? – не поняв, переспросил старший лейтенант.
– Ну, к артиллеристам. – Ординарец озорно улыбнулся. – Придам им, так сказать, ускорение… Чтоб скорей чесались.
– Тебе лишь бы куда сгонять, – строго отозвался Федор. – Гони обратно на пункт наблюдения. О малейшем изменении докладывать…
X
Степанков тут же вихрем умчался исполнять приказание.
– Артиллерия – люди вроде серьезные… – вслух рассудил Коптюк, оглядываясь на Дерюжного. – Как мыслишь, Семеныч?
– Так-то оно так, только чего ж они тянут… кота за хвост… – хмуро буркнул тот.
– Ага, Семеныч, тянут-тянут, да и притянут щас тебе за хвост «кошечек»… – хмыкнул Довганюк, замкомвзвода, отвечавший за связь. – Там, глядишь, на любой вкус: тут тебе «пантеры», а тут – целый «тигр»!
– Типун тебе на язык… – суеверно сплюнув, отмахнулся Дерюжный на смешок Довганюка.
Связист только что вернулся после устранения очередного обрыва провода. Мины и снаряды уже дважды нарушали связь, налаженную с третьим взводом Дударева. Дударевские находились во втором эшелоне обороны. Через них штабные связисты осуществляли взаимодействие взводных опорных пунктов со штабом батальона.
Довганюк предлагал организовать связь и с приданной артиллерией, но аппаратом обеспечили только командира батареи, который расположился позади Смижевского, на самом краю правого фланга.