Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!
Шрифт:
Пулеметный стук оборвался неожиданно резко, когда до каракатицы оставалось несколько шагов. Боец что-то кричал, разобрать уже было нельзя. Это не был крик страха. Вернее, не только страх слышался в этом надсадном вопле. Отчаяние, ненависть, что-то еще невыразимое. Вражеский пулемет мигал кроваво-красным глазом в правой части бронеплиты черной «пантеры».
Земляные фонтанчики заплясали на бруствере, выбив винтовку из рук переменника. Его откинуло к задней стенке ячейки. Пулемет завалился на одну сошку и лежал на бруствере беспомощно, как выброшенная штормом на
Голова бойца ударилась о край окопа, каска слетела с головы. Бритый затылок беспомощно уперся в землю, как будто раненый просто прилег отдохнуть после тяжкой работы. Боец в упор глядел, как надвигается на него многотонная масса металла.
– Га-ады!.. – закричал старший лейтенант, в беспамятстве бросившись в сторону переменника.
Он выкарабкался из траншеи и тут же споткнулся на слабых ногах и пополз, отталкиваясь сапогами, цепляясь руками за грунт, который показался ему раскаленным, обжигавшим ладони.
До ячейки было не меньше двадцати метров, и ничем помочь погибающему взводный не мог. И тут Коптюк увидел, как поднялась вверх рука бойца. В ладони его был зажат черный комочек. Граната. Боец уже не кричал. Надвигающийся ужас сковал его гортань, или пулеметная пуля пробила грудь, лишив дара речи.
Махина накрыла ячейку и белевшую на фоне черной земли обнаженную голову бойца. В тот же миг под днищем танка глухо ухнуло, и густой мутно-коричневый дым вырвался спереди «пантеры» и из-под левой гусеницы.
XXXIII
Машина развернулась на девяносто градусов, прямо на том самом месте, где была ячейка штрафника. Федор кричал, как будто тот, раздавленный танком, перед смертью передал ему свой вопль обреченного. Он почувствовал, как чьи-то руки схватили его за сапоги и потянули обратно в окоп.
– Куда вас, к черту, несет?!.. – ругаясь, кричал ему в лицо Дерюжный, нависнув над ним.
Федор мотал головой и все твердил, как в беспамятстве: «Гады!.. Гады!..» Пули свистели над головой стальным ветром. Танковый пулемет грохотал уже в нескольких метрах.
– От взводного – ни на шаг!.. – зло выругавшись, процедил замкомвзвода, обернувшись к находившемуся тут же Гончаренко. – Гранаты? Есть гранаты?
Боец послушно достал из-за поясного ремня заткнутый позади цилиндр РГД-33. Семеныч быстрым движением выхватил гранату из рук переменника и, припав к стенке хода сообщения, впился глазами в захлебывавшуюся ревом двигателей вражескую машину. «Пантера» находилась в десятке метров от них. Ворвавшись на передний край, она упивалась своей безнаказанностью, утюжа гусеницами траншеи передовой.
Не отрывая ненавидящего прищура глаз от танка, Дерюжный повернул колпачок взрывателя гранаты и, привстав, метнул ее в сторону танка. Увесистый цилиндр приземлился в нескольких сантиметрах от правой лязгающей гусеницы. Отскочив от земли, граната скакнула между катков, как кость между зубов огромной изголодавшейся черной суки. В тот же миг прогремел взрыв.
XXXIV
«Пантера» прокатила еще пару метров, забирая вправо. Дерюжный, нырнув на секунду под защиту бруствера, выглянул снова. Катки, между которыми угодила граната, остались на месте, но их вывернуло в противоположные друг от друга стороны. Гусеничный трак провис.
Инерция движения тянула гусеницу вперед, корежа и выворачивая металлические пальцы, пока их, наконец, не заклинило. Машина ревела двигателями, но правая гусеница не двигалась с места, выкручивая многотонную махину в правую сторону.
– Ага! Получила, фашистская су…! – закричал Дерюжный, как одержимый.
В это время левая сторона танка вспучилась огненным шаром. Снаряд ударил слева, в заднюю часть ходовой. Звон и скрежет металла о металл заглушил все остальные звуки. Взрыв прогремел такой силы, что многотонную машину тряхнуло до основания. Дым окутал броню.
– Дерюжный! Черт… – встряхивая головой, позвал Коптюк.
Взводный, ухватившись за руку замкомвзвода, поднялся на ноги. Странно, но этот близкий взрыв, разворотивший ходовую часть «пантеры», словно прогнал своим звоном шумную боль из головы старшего лейтенанта.
– Что у тебя, Семеныч? Что на левом фланге? – собираясь с духом, спросил Федор.
Вид замолкшего, замершего на месте танка привел его мысли в порядок.
– Напирают, Федор Кондратьевич… – взволнованным тоном ответил замкомовзвода. – Из оврага дают жару по фрицу. Держались до последнего, не выдавали себя. А тут танки двинули на полной скорости. Из оврага ударил ПТР. Немецкий средний они вроде как поддели. Как раз с левого фланга получилось, в самую что ни на есть бочину. Задымился немец и давай назад откатываться. Они тогда по «пантере» этой вот всадили. Но ей в башню попали. Срикошетило. А эти гады давай маневрировать и смещаться и прорвались… как раз вышли вот на Колю Веточкина… Земля ему пухом…
XXXV
Значит, бойца, которого раздавила в траншее каракатица, звали Николай Веточкин. Перед глазами мелькнул образ этого солдата: веселый парень, русоволосый, все лицо в веснушках. Откуда-то с Урала он был, из династии сталелитейщиков, а в штрафбат попал из танковых войск. Повоевать толком в пешем строю не успел. Из окопа видеть вражеский танк совсем не то, что в прицел танкового орудия.
– Да, земля ему пухом… Пал смертью храбрых… – произнес Коптюк и умолк.
Слух его уловил и выделил из беспорядочной мешанины канонады, грохота стрельбы сочный, с дискантом, пулеметный бой. Звучал он с левого фланга, отчетливее и звонче танкового пулемета.
– Пулемет… С левого фланга!.. Кто-то из твоих?.. – прокричал Коптюк, спрашивая Дерюжного.
Замкомвзвода растерянно вскинул плечи и побежал вдоль по траншее.
– Семеныч! Боец Дерюжный!.. Вернитесь! – окриком остановил его Коптюк. – Куда ты рванул, Семеныч? Сначала давай выясним…
Замкомвзвода послушно кивнул, нетерпеливо озираясь вокруг и все вглядываясь в левую сторону. Обычно рассудительный и спокойный, Семеныч был взбудоражен. Все не мог прийти в себя после меткого попадания в цель брошенной им гранаты.