Штрафбат под Прохоровкой. Остановить «Тигры» любой ценой!
Шрифт:
Когда земляной вал с грохотом опустился, сквозь мутно-бурый дым проступили контуры опрокинутой вверх дном, раскинувшей колеса во все стороны подводы. Под ней и возле нее копошилось что-то стонущее, исходящее страшным криком последнего издыхания. В этой бесформенно шевелящейся, агонизирующей массе уже нельзя было различить людей и лошадей.
XLIV
Фашистские бомбардировщики еще в течение нескольких минут продолжали крутить свое чертово колесо, высыпая из своих бездонных утроб все новые и новые порции грохочущей смерти. Такая же дьявольская круговерть раскрутила свой маховик вдали, в направлении
Пара украшенных фашистскими крестами истребителей прикрывала стервятников, двумя стаями нависших – одна над позициями штрафного батальона, стрелкового полка и над переправой, а другая – над колхозом и танковыми подразделениями.
Но вот бесовская симметрия раскрутившегося в полнеба круговорота нарушилась. «Юнкерсы» вдруг шарахнулись в разные стороны, и над рекой вдоль ее потемневшего русла промчалась стремительная машина. Ее серебристые крылья из дюралюминия были увенчаны красными звездами. Гвоздев сразу узнал эту машину по характерному тупоносому профилю. Ла-5, современные машины с мощными двигателями и авиационными пушками.
«Лавочкин» сделал вираж и взмыл вверх в то время, как его товарищ пронизывал разлетавшуюся вражескую стаю пушистыми хвостатыми очередями сразу двух ШВАКов. Взмывавший свечой истребитель открыл огонь. Очереди двух краснозвездных машин пересеклись на черной загогулине «юнкерса».
Будто пронзенная сразу четырьмя стрелами ворона, вражеская машина нелепо взбрыкнула в воздухе, задымилась и закувыркалась отвесно вниз. Она падала к северо-западу, оставляя за собой ломаный след черного дыма, и в конце концов исчезла за кромкой обрыва. Оттуда донеслось эхо далекого взрыва.
Эхо это вызвало дружный радостный вопль. Демьян тоже кричал, не помня себя, словно выплескивая наружу напитавший его, проникший во время бомбежки в каждую его пору страх.
XLV
Наперерез краснозвездным истребителям бросились барражировавшие над колхозом «мессершмитты». Две пары схлестнулись как раз между переправой и «Октябрьским». Завертелась неистовая карусель.
Все небо прошили стремительные росчерки пушистых трассеров, в белых нитях которых, словно мухи в паутине, забились черные и серебристые силуэты самолетов. Пытаясь зайти в хвост друг другу, в стремлении опередить противника и занять более выгодную позицию летчики совершали каскад фигур высшего пилотажа. «Лавочкины», легко, словно играя с вражескими истребителями в кошки-мышки, заходили с поворота в хвост врагу, и тогда немецкие асы вынужденно начинали пикировать. В этих фигурах высшего пилотажа немецкие машины стремительно отрывались от русских, которые в пикировании значительно отставали. Эти «догонялки», казалось, длились бесконечно долго, хотя на самом деле воздушный бой длился всего лишь несколько бесконечно долгих минут.
Ныряли в штопор, потом уходили резко вверх, вдруг сваливались на крыло, выписывая крутые виражи, обрывавшиеся очередным штопором, из которого, кажется, уже нельзя было выбраться, но в нескольких метрах от земли машины успевали изменить курс и, едва не коснувшись крыльями прибрежных холмов, уходили в очередную «мертвую петлю».
Еще две пары краснозвездных истребителей прошли над рекой и, совершив вираж над полем, забрались на высоту, нависнув над «юнкерсами». «Мессершмитты» бросились следом, увлекая за собой сидевших на хвосте русских летчиков.
Больше десятка машин роились в вышине, в испещренном перекрестьями белых следов очередей, выпущенных авиапушками и пулеметами. Кто-то, не вытерпев, начал помогать своим летчикам с земли, выцеливая по проносящимся над головами черным фюзеляжам, расписанным черно-белыми крестами. С позиций штрафников затарахтели пулеметы, раздались выстрелы из противотанковых ружей.
Неистово крутящееся, надсадно ревущее моторами веретено воздушного боя стало смещаться в сторону высоты, занятой немцами. «Юнкерсы», один за другим срывавшиеся вниз, стали сбрасывать бомбы на поле, стремясь разгрузиться, избавиться от тяжелого бомбового запаса, делавшего их менее подвижными и уязвимыми.
Вот одну из немецких машин, высыпавших на пустое пространство свою смертоносную ношу, пронизал наискось белый канат пулеметной пряжи. Самолет качнул крыльями и, развернувшись, стал уходить в сторону фашистских позиций на низкой высоте, почти над самой землей.
Это словно стало сигналом для остальных фашистских асов. Пары «юнкерсов» под прикрытием неистово кружащихся «мессершмиттов» и собственных пулеметов стали смещаться все дальше и дальше от реки. В какой-то момент краснозвездные истребители как по команде отхлынули, разом отстали от них на крутых виражах и синхронно составили две пары. В этом строгом порядке, сохраняя дистанцию, они направились в сторону реки и прошли над растерзанной переправой, приветствуемые криками выживших бойцов и санитаров.
XLVI
Гвоздев вместе с подоспевшим из третьего взвода Рябчиковым помогали новым раненым, собирали убитых. Демьян ясно осознал, что о его контузии сейчас речи быть не может и беседовать с доктором Тупорезом об этом он не будет. Тем более что доктор где-то на том берегу, в развернутом в паре километров к востоку медсанбате.
А Ряба говорит, что артобстрел и авианалет немцы устроили перед новым наступлением. Об этом якобы Дудареву и затем Коптюку сообщили из штаба роты. Штаб штрафного батальона согласовывал свои действия с танкистами, а к тем поступили оперативные данные авиаразведки. Танковую роту решено было скрытно от врага перебросить на правый фланг, на участок, где занимали оборону штрафбат и стрелковый полк. Машины двинули вдоль реки, используя рельеф обрывистой прибрежной местности.
Гвоздев вместе с Рябой, фельдшером Шинкарюком и Стешей погрузили последнего раненого на последнюю лодку, отчаливавшую на противоположный берег. Степанида и Назар Иванович принимали носилки в покачивавшейся на воде посудине.
– Давайте, ну, скорее, отчаливаем… – сердито махнул рукой Шинкарюк, зазывая в лодку Гвоздева и Рябчикова.
– Ряба, лезь внутрь… – поторопил Гвоздев бойца, сдвигая руками нос лодки с песка в воду.
– А вы, товарищ Гвоздев? – спросил переменник.
– Я – обратно во взвод… – решительно проговорил Демьян. – Мне уже лучше…
Рябчиков уперся руками в деревянный нос и с силой оттолкнул лодку с ранеными еще дальше на воду.
– Чего вы? – воскликнул Шинкарюк.
– Мы остаемся! – крикнул Рябчиков.
На широком, изрытом оспинами лице фельдшера отобразилось недоумение. Но в следующий миг он равнодушно махнул рукой и отвернулся к раненым. Наклонившись и взяв весло со дна лодки, крикнул через плечо:
– Как знаете!..
Лодка, покачиваясь, медленно удалялась вместе с замершим на носу санинструктором. Гвоздев глядел во все глаза на Стешу.