Штрафбат везде штрафбат. Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта
Шрифт:
Около полуночи появился Штульдреер, свежий, чисто выбритый, благоухающий одеколоном, в отстиранной и аккуратно залатанной форме. Штульдреер провел день дома, он жил всего в нескольких кварталах от аэропорта. Он встретился со своими боевыми товарищами по фольксштурму, которым удалось ускользнуть от русских. Те радостно приветствовали его, ведь они успели его похоронить, о чем с надлежащими соболезнованиями сообщили семье Штульдреера — они все были соседями и знали друг друга не один десяток лет. Маленькое недоразумение разрешилось к всеобщему удовольствию, особенно счастлива была жена,
— Моя старушка накинула крючок на дверь, такого с ней лет пять не было, — сказал Штульдреер и заговорщицки подмигнул им. Он был весел, ему понравилось воскресать из мертвых.
— Удобно воевать рядом с домом, — с завистью в голосе сказал Блачек. Он даже не понял, что сказал.
— Это как посмотреть, — помрачнел Штульдреер. — Мои в бомбоубежище отправились, они там которую ночь ночуют. А я — сюда. Фольксштурму определили позицию справа от вас. Так что с этого фланга у вас проблем не будет, — он постепенно расходился, — русские у нас не пройдут. Не сомневайтесь!
— Мы знаем, старина, — ответил за всех Юрген, — вы — кремни.
— Я вам тут газету принес, — сказал польщенный Штульдреер, — чтобы, значит, еще больше взбодрить, поднять боевой дух!
Юрген развернул куцую газетку, которая больше походила на армейский боевой листок. Вот только заголовки статей были набраны красной краской, как–никак столица. И картинка наверху рядом с названием «Панцербэр». [92] Медведь на картинке был обычный, берлинский, но в лапах он держал два фаустпатрона.
92
Der Panzerb"ar (нем.) — бронированный медведь.
Товарищи сгрудились вокруг Юргена, читая заголовки. «Мы выстоим!» «Наступают часы свободы». «Оплот борьбы с большевизмом». «Берлин сражается за рейх и Европу». «Берлин — братская могила для русских танков». Под довольно большой передовой статьей стояла фамилия Геббельса. «У столичного гауляйтера и комиссара обороны Берлина нет других дел?» — недоуменно подумал Юрген. Лично у него не было времени читать всю эту пропагандистскую муру, да и желания тоже. Возмущался даже Граматке, который всегда утверждал, что болтать языком и марать бумагу — важнейшая работа на свете.
— Да, заставляет задуматься, — сказал Юрген и, аккуратно свернув газету, протянул ее Штульдрееру.
— Вот черт! — Красавчик хлопнул себя ладонью по лбу. — Туалетную бумагу на складе не взяли. Забыли! С голодухи, наверно. — Он протянул руку и вырвал газету из рук Юргена.
— Так при нашем рационе туалетная бумага без надобности, — подхватил со смехом Гартнер.
К нему присоединились остальные солдаты, это была неисчерпаемая тема для шуток.
— Взвод! Внимание! Тревога! Разобрать оружие! — прокричал вбежавший в подвал лейтенант Ферстер.
* * *
«Какой придурок не взорвал мост?!» Юрген сам был готов взорваться от возмущения. Он лежал в укрытии и всматривался в мост через канал метрах в ста от них. Было три часа ночи, и Юрген мог разглядеть только силуэты русских танков,
Танки шли на французов. К ним под самый вечер прислали неожиданное подкрепление, — отряд гитлерюгенда из Бранденбурга, бесстрашных мальчишек, шумных и хвастливых, как и положено мальчишкам. Командовать ими поставили французского офицера, который, не скрывая, смеялся над ними. Теперь, наверно, он взял свои слова обратно. Эти мальчишки действительно ловко управлялись с фаустпатронами. Русские танки вспыхивали один за другим, — один, два, три, четыре, пять, шесть, все остальные прорвались.
Наконец–то артиллеристы подтянули приличные пушки, открыли огонь прямой наводкой. Молодцы, не по танкам, по мосту. Ну, еще разок, еще разок! Отлично! Обломки моста рухнули в канал. Теперь туда надо сбросить русскую пехоту. Это работа для них. Отделение, за мной!
Русские прижали их огнем к земле, головы не поднять. Недостатка в патронах, как и во всем остальном, они явно не испытывали. Эх, дорваться бы до рукопашной, там бы мы показали, кто чего стоит. Юрген осмотрелся. Справа от них возвышалась бетонная стена со следами опалубки и единственным проемом. Это был недостроенный бункер.
— Тиллери, давай туда, — сказал Юрген, — врежь по ним сверху. Три одиночных в воздух, не высовываясь, потом прицельно по ним. Через десять секунд!
— Есть! — воскликнул Тиллери, он все понимал с полуслова.
Тиллери закинул автомат за спину, схватил пулемет и пополз к проему.
— Приготовиться! — крикнул Юрген.
Прозвучали с равными промежутками три одиночных выстрела. В этом шуме Юрген расслышал их только потому, что ожидал.
— Внимание! — Сверху ударила пулеметная очередь. — За мной!
Огонь русских резко ослаб. Кто–то втянул голову в плечи, кто–то уткнулся лицом в пыльную берлинскую землю, сраженный пулеметной пулей, другие вскинули автоматы к верху бетонной стены, где неожиданно появился немецкий пулеметчик. Они не давали ему высунуть голову, они заставили его замолчать.
Юрген слышал, как захлебнулся пулемет Тиллери. Но это уже не имело никакого значения. Они добрались до русских, они дорвались до рукопашной. Через полчаса они уперлись в парапет канала. Скидывать в канал было некого, все русские остались на пройденной ими узкой полоске земли.
Они сидели, привалившись спинами к гранитному парапету, и хрипло дышали, изгоняя из себя привкус свежей крови. Они сделали свою работу.
Подполз Штульдреер.
— Нас прислали вам на смену. Вам приказано вернуться в аэропорт. Там русские. Они прорвались через французов.
— Через вас они не прорвутся, — сказал Юрген.
Он чуть приподнялся над парапетом, окинул взглядом разрушенный мост, отвесные каменные стенки канала. Невеликое препятствие для русских, но все же. Им придется попотеть и пролить немного крови. Старички их задержат, а они тем временем уничтожат группу русских, прорвавшихся в аэропорт. Русские окружены, у них нет шансов на спасение. Когда он последний раз говорил такие слова? Ох, давно, так сразу и не вспомнишь.