Штрафник из танковой роты
Шрифт:
Смотреть на все было горько. Но смерть многих людей, которую мы видели за эти дни, притупляла чувства. Убитых не хоронили. Ловили разбежавшихся лошадей, впрягали их в уцелевшие повозки, и, погрузив раненых, колонна продолжала свой путь.
Через час принесли горячую еду: пшенку с постным маслом и по куску хлеба с салом. Мы наелись сухарей, тушенки, реквизированной в бензовозе, но кашу все же подмели. Про запас. Неизвестно, когда в следующий раз накормят. Едва подчистили котелки, как звено Ю-87 с воем понеслось в пике на наши окопы. Мы все трое забились под танк. Я забыл, что надо вылезать и стрелять по самолетам. Бомбы рвались
— Может, шугануть гадов?
Князьков промолчал. Я услышал, что где-то стреляет пулемет, и, подхватив «Дегтярева», побежал к вырытому на склоне, возле березы, окопу. Стрелять из-под танка не решился. Во-первых, ни черта не видать и своих подведу. Бросят «сотку» на пулеметные вспышки, и всему экипажу — конец. «Юнкерсы», включая сирены, сделали три или четыре захода. Из некоторых окопов по ним вели огонь, но немногие. «Юнкерсы» обстреливали окопы из носовых пулеметов, а когда самолет выходил из пике, длинными очередями бил стрелок в задней части кабины.
Пули хлестали так густо, что высунуться из окопа было жутко. Все же я выпустил две очереди вслед. По крайней мере, приказ выполнил. Потом налетела пара «мессершмитов». По ним стреляли уже дружней. Я выпустил почти полный диск. Чьи-то пули задели один из истребителей. Он вильнул, пошел к земле, но все же сумел набрать высоту и ушел, выстилая за собой тонкую струйку дыма. Все орали как сумашедшие, а кто-то даже разглядел, как чертов «мессер» врезался в землю. Может, и врезался, но мы не видели. Просто нам этого очень хотелось.
Зато через час прилетели сразу девять Ю-87. Кроме кучи разнокалиберных бомб, сбросили две особо мощные. Я думаю, весом с тонну. Удар ближней бомбы был настолько мощный, что танк встряхнуло. Над позицией стояла сплошная пелена дыма. Сквозь дым мы увидели, что в километре от нас, за проселком, прямо по жнивью, обходя овраги, шли на хорошей скорости штук двадцать танков, несколько бронетранспортеров и грузовиков. Они не обращали на нас внимания, словно не было бригады. А что мы могли сделать, прижатые бомбежкой и непрерывной стрельбой?
Видимо, нас не считали достаточно мощной силой, чтобы пускать танки, вступать в бой и терять время. Они смяли какую-то часть слева, уже хорошо обработанную авиацией, и прошли мимо на быстром ходу. Артиллеристы пытались развернуть в их сторону достаточно дальнобойные «трехдюймовки Ф-22», но сильный пулеметный огонь пикировщиков ничего не дал сделать.
Нам досталось крепко. Убило полковника с двумя орденами. Сколько погибло бойцов и командиров, уничтожено артиллерии, нам не сообщали. Но достаточно было подняться на башню танка, чтобы увидеть, что вся полоса обороны курится дымом, горят маленькие и большие костры. От молодого сосняка, где окопалась батарея легких полковых пушек, остались одни срезанные стволы и вспаханная земля. Досталось и нашему батальону. Один БТ разворотило близким попаданием, двое танкистов погибли. «Командирский» Т-26, с круговой антенной вокруг башни, был засыпан землей, осколки оставили в башне несколько глубоких вмятин и сплющили пушку. Экипаж был контужен и изранен.
Петя Маленький, мой однокашник, лежал, тяжело, с хлюпаньем дыша, как рыба. Его крепко стукнуло головой, выбило зуб, но он отделался легче, чем командир танка. У сержанта переломало ребра и отбило что-то внутри. Он был без сознания, а на губах вскипали мелкие буро-зеленые пузырьки. Тяжело раненных погрузили на повозки. Те, кто мог идти, брели, держась за края повозок. Среди них были вполне здоровые люди. Не выдерживали нервы, и они, замотав голову или руку тряпьем, подобранным возле раненых, торопились уйти подальше от смерти.
Кого-то возвращали назад, но появились два «мессершмита» и разогнали огнем всех, кто был на открытом месте. До вечера еще раз прилетели «Юнкерсы-87». Потом, уже на закате, выплыли знакомые нам «Хеншели-123», все в камуфляже, с крестами и свастиками. Не снижаясь, они прошли на километровой высоте двумя тройками. Сбросили множество осколочных бомб, обрабатывая всю полосу обороны. С открытыми кабинами и торчащими колесами, они казались едва не игрушечными. И моторы гудели негромко, и скорость куда меньше, чем у других самолетов.
По ним стреляли из пулеметов и винтовок. Но за километр самолет пулей не собьешь, а их бомбы, величиной с увесистое полено, ложились через каждые полста метров и находили новые жертвы. Накрыло самодельный блиндаж и убило сразу человек двенадцать бойцов. Залетевшая в орудийный окоп бомба разнесла трехдюймовку и побила весь расчет. Были и другие потери.
Неожиданно и, как нам показалось, нелепо погиб Петя Маленький. Самолеты уже скрылись, а потом вынырнули из облаков и, снизившись, открыли огонь из пулеметов. Стреляли они с высоты метров шестьсот, разброс пуль был большой. Но Петя, на свою беду, высунулся из окопа. Он никак не мог отдышаться после контузии. Пуля пробила ему грудь наискось, и он истек кровью, прежде чем мы успели его перевязать. Это был наш второй однокашник, погибший в бою. Мы вырыли ему могилу, уложили уже застывшее тело, закутанное в шинель. Подошли пехотинцы и попросили положить вместе с Петей своего товарища.
— Самим, что, лень вырыть могилу? — огрызнулся Паша.
— Все пораненные да контуженные, — соврал пехотинец.
А я подумал, что после бомбежек они даже в сумерках боялись вылезать из окопов. Где гарантия, что даже в наступавших сумерках не вынырнет еще пара-тройка немецких самолетов. Любили они почти безопасную охоту за нами в ту первую военную осень.
— Ладно, несите.
Мы похоронили их вдвоем, и могила оказалась совсем неглубокая. Всего с полметра земли поверх тел. Но с дощечкой, звездой и фамилиями, написанными химическим карандашом.
ГЛАВА 5
Бригаду снова возглавил полковник Урусов. Мы все понимали, что завтра от нас не останется и половины. Немцы, походя бросая по несколько самолетов, расколошматят наши танки и пушки, а потом возьмут недобитых голыми руками. Повторялась прежняя история. Послали разведку. Она вернулась с приказом держаться до последнего. Обещали подослать подкрепление, боеприпасов и продовольствие. Боеприпасы мы почти не тратили, если не считать взорвавшихся при бомбежке части снарядов. Но артиллерию у нас повыбили. «Юнкерсы» не обошли стороной ни одну батарею. Подкрепление означало только новые десятки трупов. Мы оголодали до того, что некоторые жевали траву и выплевывали горький сок. Ночью, шурша и тихо переговариваясь, из окопов уползали беглецы. Или дезертиры. Называйте их как хотите. Я их презирал, но понимал, что люди бегут от неминуемой смерти или плена.