Штрафники берут Рейхстаг. В «логове зверя»
Шрифт:
Однако и после этого битва за огромное здание, насчитывающее около 500 комнат, множество коридоров, лестниц, залов и вестибюлей, не утихала. Потерявшие человеческий облик, полупьяные защитники осажденного Рейхстага не желали сдаваться. Когда после многочасовых изнурительных боев гитлеровцев загнали в подвалы, они пошли на отчаянный шаг и подожгли здание. Бойцы, часто ценой своих собственных жизней, были вынуждены тушить пожар при отсутствии подручных средств и остром дефиците воды. Одновременно с внешних позиций враг одну за другой предпринимал попытки прорваться к Рейхстагу на помощь осажденным.
Вечером 1 мая гарнизон Рейхстага, загнанный в подземелье, сообщил о прекращении сопротивления. Свыше 300 вражеских солдат и офицеров сложили оружие. В подвале, из которого вывели сдавшихся в плен, были обнаружены трупы 200 убитых гитлеровцев. Всего при обороне Рейхстага и подступов к нему фашисты потеряли убитыми и ранеными 2500 солдат и офицеров.
Потери штурмовавших Рейхстаг, по уточненным данным, составили 63 убитых и 398 раненых. Были среди них и бойцы отдельной армейской штрафной роты. Все выжившие в эти майские дни штрафники – и раненые, и уцелевшие – были представлены «на искупление» как проявившие героизм и стойкость при взятии «оплота германского империализма и очага немецкой агрессии». Но рота была расформирована позже, только после взятия Праги.
Командир первого взвода ОАШР старший лейтенант Андрей Андреевич Аникин за участие в битве за Берлин и штурме Рейхстага был представлен к очередному воинскому званию капитана, а также – к ордену Красного Знамени. Заслуженный орден он получил только спустя четыре года уже в должности офицера комендатуры Восточного Берлина.
В апреле 1947 года, во время плановой выборочной проверки документов у пассажиров, только что прибывших в Берлин из Потсдама, капитан Аникин вежливо на сносном немецком попросил паспорта у молодой пары, которая только что сошла с поезда. С ними был мальчуган, в руке у мужчины – обшарпанный чемодан. Трудно сказать, что заставило офицера остановить их для проверки. Может быть, слишком взрослый для таких молодых родителей сын? Действительно, справка, вложенная в документы мужчины, подтверждала, что супружеская пара мальчика усыновила. Довольный тем, что чутье его не подвело, Аникин вернул документы мужчине и вдруг застопорил свой взгляд на фотокарточке фрау… Женщина вынула из кармана пальто пачку сигарет, достала оттуда одну. Ее муж тут же с готовностью извлек из своего кармана коробок и зажег спичку.
– Что не так, герр офицер? – совершенно спокойным тоном спросила фрау, прикуривая.
– Нет, фрау… – после секундной заминки, возвращая документы, ответил капитан Аникин. – Все в порядке, – добавил он, поднося ладонь к козырьку фуражки.
Мужчина молча кивнул головой и поднял с перрона чемодан.
– Всего доброго, герр офицер… – вежливо ответила женщина.
Одной рукой она взяла мужчину под локоть, а другой – сжала ладошку мальчика, и они втроем медленно зашагали к выходу с перрона.
Лейтенант и старший сержант из сопровождения в этот момент сосредоточенно вглядывались в толпу, выискивая подозрительных лиц, а старший патруля, капитан Аникин, смотрел вслед удалявшейся троице.
Он узнал ее. У нее теперь новый муж. Она перекрасила волосы и изменила прическу, но он ее узнал. И еще голос… «Geben Sie mir die Zigarette!» – попросила она тогда. А муж похож на порядочного… Если и воевал, то наверняка не в офицерах. Вряд ли она вышла бы второй раз за гестаповца. Аникин узнал и мальчика. Он подрос, но глаза те же, как тогда, когда выпрашивал у бойцов: «Брот! Брот!»
Мужчину, женщину и ребенка вместе с людским потоком поглотили широкие двери входа в вокзал, а перед глазами капитана Аникина все стояли с фотографической точностью запомнившиеся строки из справки, «удостоверяющей факт усыновления 11 декабря 1945 года Ганса Дитриха, семи лет, родившегося в Берлине, супругами Отто и Хельгой Хаген».