Штрафники не кричали «Ура!»
Шрифт:
Больше всего на свете Аникину сейчас хотелось отомстить за гибель своего командира, за кровавую бомбежку «лаптежников» и охоту «мессера» в степи. Андрей не стал дожидаться, пока фрицы выберутся из малинника. Голоса подступили уже совсем близко, и в сплетении высоких малиновых ростков проступили серо-зеленые силуэты врагов.
— Ну, гады, добро пожаловать на собственные похороны! — встав в полный рост, громко и вслух произнес Андрей.
Услышав чужой, незнакомый голос, фрицы, наверное, растерялись. Томительная пауза зависла над садом. Ни шума движения, ни голосов. Но пауза, показавшаяся Аникину вечностью,
Он открыл огонь и, не снимая пальца с курка, повел ноздреватый ствол автомата веером по полукругу. Автомат послушно следовал за рукой, выпуская порцию за порцией. Малиновые кусты стали такими в буквальном смысле этого слова. Все наполнилось криками, стонами, шумом падающих тел.
В течение нескольких секунд, пока Андрей вел почти непрерывную стрельбу, он выкосил перед собой в малиннике широкую просеку. Никто из врагов не остался стоять на ногах.
X
Аникин, с автоматом наперевес, бросился вперед, в расстрелянную автоматом просеку. На ходу, одиночными выстрелами, он добивал фашистов, которые беспомощно ползали в сплетении покрасневших от крови кустов.
Внезапно у Андрея появилась цель. Он вдруг вспомнил про пулеметчика. Того самого фашиста, который засел в развалинах школы. Этот гад должен проститься с жизнью, и помочь в этом ему должен Аникин. Непонятно откуда взялась вдруг такая твердая убежденность. Но именно она и толкала его сейчас вперед.
Андрей вооружался на ходу. У последнего из троих немцев, которых он добил в малиннике, он подобрал две гранаты — колотушки, торчавшие из холщевой сумки своими деревянными ручками.
Очень сильно болела раненая нога. Но Аникин точно не замечал этой боли. Ему казалось, ничто не сможет помешать ему добраться до фашистского гада-пулеметчика.
Вслед за малинником начались огороды и ветхие, из досок сколоченные сарайчики, вокруг которых пришлось накрутить несколько «петель».
Тут Аникин чуть не налетел на троих немецких солдат. Они прятались за стеной ближней к дороге хаты. Даже не заметили его, настолько все их внимание было поглощено танком, который двигался параллельно, вдоль по улице.
Танкисты вели огонь из пулемета по каким-то целям в самом конце улицы, там, где она выходила на площадь.
Один из немцев, нагнувшись, с гранатой в руке побежал вперед, к самой обочине. Он дождался, когда «тридцатьчетверка» продвинется вперед и покажутся ее топливные баки. Немец ловко выдернул из «колотушки» шнур, но бросить не успел. Очередь из аникинского ППШ ткнула его лицом в обочину.
Андрей хладнокровно перевел ствол на тех двоих, что прижались к стене. Он даже выждал пару секунд, как бы давая им во всей полноте прочувствовать, что сейчас их настигнет участь товарища. Они даже не шевельнулись — не подняли руки, не закричали «Гитлер капут!» или еще что-нибудь в этом духе. Они просто застыли в тех самых скрюченных позах, в которых застала их стрельба Андрея.
Аникин положил их у стенки одной очередью. В этот же миг раздался взрыв. Это рванула «колотушка», из которой первый немец успел дернуть запальный шнурок. Упав, он накрыл ее своим телом, и теперь его подбросило почти на полметра. Еще бы, ведь его мертвый живот принял на себя всю взрывную силу и порцию осколков, предназначавшихся для топливных баков «тридцатьчетверки».
Андрей наблюдал это краем глаза. Его цель была впереди, и он не давал себе времени на остановку и отдых. Где-то в глубине души он даже стал беспокоиться, как бы пулеметчика не пришил меткий выстрел танкиста или кто-нибудь другой из роты. Под прикрытием «тридцатьчетверки» авиловцы пошли в атаку смелее. Они старались обогнуть площадь с двух сторон и взять ее в «клещи», а потом уже выдавливать немцев из поселка полностью.
XI
Стены второго этажа школы после точного выстрела практически полностью обрушились. Удовлетворившись результатом и решив, что задача выполнена и пулеметное гнездо окончательно «разорено», экипаж танка взметнул клубы черного выхлопного дыма и стремительно увел машину в сторону площади.
Однако враг и не собирался сдаваться. Немцы укрылись в завалах, за грудами строительного мусора и кирпича. Как истинные пруссаки, они лезли из всех щелей и отчаянно сопротивлялись.
Солдаты из роты Авилова пытались стянуть кольцо вокруг школы. На подступах к развалинам разгорался ожесточенный бой. Андрей залег за широченной дубовой колодой. По-видимому, она предназначалась для колки дров. Ветхий заборчик, отгораживавший двор ближайшей к школе хаты от самого бывшего здания, был давно сметен выстрелами пулеметчика. Андрей слышал, как пущенные им очереди вгрызались в дубовое тело колоды, свистели прямо над его головой.
Этот фашист словно восстал из пепла. Упавшие вместе с лестничным пролетом плиты потолочных перекрытий сложились на манер дота. Теперь он бил из щели между кирпичными грудами, как из амбразуры. Очереди веером расходились почти на сто восемьдесят градусов, заставляя всю роту искать малейшие укрытия.
Андрей, за своей спасительной колодой, оказался к пулеметчику ближе всех остальных. Он видел, как с той стороны улицы Авилов махал ему и делал какие-то знаки.
— Гранатой… гранатой… — донеслось до него в промежутке неумолчного грохота.
И в целом гром стрельбы над поселком усилился. Добавились новые звуки — утробное уханье, которое больше всего напоминало выстрелы танковых орудий, та-та-та пулеметов, вой минометных мин. Не иначе, в уличные бои за кварталы Кривцов вступили свежие силы. Весь вопрос только в том, на чьей они стороне, на чьи головы обрушились килограммы смертоносного железа. Гадать было некогда…
— Сейчас… Сейчас! — пытаясь перекричать этот грохот, ответил Аникин. Но Авилов беспомощно тыкал пальцами в уши: мол, не слышу, говори громче. Андрей старался, как мог. От усилия он немного приподнялся. И тут же пилотку снесло с его головы. С клокастой дырой на боку, она отлетела в сторону почти на полметра.
— Врешь, падла… не возьмешь… — со злостью проговорил вслух Аникин. Свой головной убор, ключевую, можно сказать, единицу по штату выданного обмундирования, он фашистам на растерзание отдавать не собирался. Руками достать его не было никакой возможности. Отрежет пулеметными очередями, как двуручной пилой. А вот «моськой» попробовать можно. Вытянув винтовку дулом вперед на манер удочки, Аникин прижал пилотку к земле и потащил на себя. Тут же грунт вокруг винтовочного дула и пилотки вскипел от посыпавшихся пуль. Кучно садит, сволота. Еще бы, тут метров двадцать, не больше.