Штрафники Сталинграда. «За Волгой для нас земли нет!»
Шрифт:
Из воронки появились Ходырев и музыкант Сечка. Сержант тащил на плече пулемет и запасную ленту. Проходя мимо воронки, Глухов увидел, что дно засыпано толстым слоем стреляных гильз. Ходырев поработал на совесть, только будет ли из этого толк? Борис не слишком жаловал старшину и шагал, не оглядываясь, зато приветливо махнул рукой пьяница Григорий Сечка.
– Никак заблудился, старшина? Пошли вместе. Курить есть?
– Я махорку всем выдал.
– Так это махорка, а у тебя небось папиросы, – и захохотал, показывая выбитые по какому-то дурному делу зубы.
Фамильярность музыканта коробила, хотя удивляться было нечему. Через
– Слышь, Иванович, пулеметный взвод побило. Весь, целиком.
– Что, ни одного «максима» не осталось? – после паузы уточнил Борис.
– Какие совсем разбиты, какие ремонта требуют. И ребят побило, один я остался.
Ходырев промолчал и ускорил шаг, направляясь к траншеям, где гремел бой. Коротконогий толстяк Сечка перешел на бег. Глухов тоже заторопился. Запоздало вспомнил, что не имеет никакого оружия – опять командиры привяжутся. Потянул с земли первую попавшуюся винтовку. Та зацепилась за одеревеневшую руку мертвеца. С усилием выдернул. Погибший боец с небритой отвисшей челюстью уставился в небо. Глухову сделалось так тоскливо, что он едва не застонал.
Третий и четвертый взводы заканчивали бой. Уцелевшие немцы отступали по ходам сообщения, огрызаясь частыми выстрелами. Саша Бызин забежал вперед и бросил несколько гранат. Угодил точно, они взорвались в траншее. За свою смелость едва не поплатился жизнью. С холма открыл огонь пулемет. Помощник Бызина, артиллерист-наводчик, подававший ему гранаты, свалился к ногам бывшего командира батареи. Пули рикошетили от мерзлой земли. Саша добежал до хода сообщения и прыгнул вниз.
Раненный им немец медленно шел, держась за стенку траншеи. Разорванная шинель висела клочьями, он сделал один, другой шаг и замер. Качнулся, едва не упал, затем повернул голову к Бызину. Артиллерист подтянул винтовку, но его опередил Шиленков, выскочивший из-за поворота.
С маху догнал врага и сильно ударил штыком, затем нагнулся, рассматривая блеснувшие на руке часы. Не удержавшись от соблазна, стал их расстегивать. Немец зашевелился, выдернул кисть руки и снова поднялся. Шиленков схватил его за плечи, повалил и принялся душить. Если в траншеях в центре и на правом фланге бой уже заканчивался, то первому взводу приходилось туго.
Старший политрук и два сержанта подняли людей. Один из сержантов упал сразу же, едва успели выскочить из артиллерийского окопа. Как и предполагал Воронков, бросок уже в первую минуту стоил жизни сразу нескольким штрафникам. Остальные бежали дружно, к ним присоединился весь взвод, хоть и прореженный, но еще многочисленный. Минное поле закончилось, но усилился встречный огонь из траншеи.
Бывший вор Кутузов бежал, выставив перед собой винтовку со штыком. Боец впереди свалился как подкошенный, перекатился по инерции на несколько шагов и замер. От Кутузова не отставали приятели. Воронков уже простился с жизнью и ежесекундно ожидал удара в грудь. Вокруг падали люди, но политрук оставался пока невредимый. Не отставали Азамов и Ягшиев. Вперед вырвались трое штрафников, бывших офицеров. Все трое были осуждены за отступление без приказа и собирались доказать, что они не трусы.
Офицеры ворвались в траншею первыми. Двое погибли от выстрелов в упор, третий, умело орудуя штыком, заколол пулеметчика, второй номер шарахнулся от страшного лезвия прочь и получил удар в спину. Следом прыгали остальные штрафники, растекались по траншее и вступали в драку. Воронкова выручала спортивная ловкость и хорошая физическая подготовка. Он понимал, единственная возможность выжить – это бить первому.
Не слишком умело, но очень сильно он нанес такой удар оказавшемуся перед ним автоматчику, что вместе с лезвием вошел в живот ствол винтовки. Политрук тянул и никак не мог вытянуть оружие. Вокруг него дрались прикладами и штыками, кричали, душили друг друга. Воронков едва не угодил под выстрел унтер-офицера, тот пальнул из винтовки. Обожгло щеку, но ствол отбил разжалованный лейтенант, который успел заколоть двоих врагов.
Он отогнал унтер-офицера, тот отступил и, не сводя глаз с русского, быстро передернул затвор. Два выстрела ударили одновременно, они стреляли едва не в упор, но сумели лишь ранить друг друга. Лейтенант стоял, тяжело дыша, унтер-офицер снова дергал затвор, но перезарядить оружие не успел. Кутузов заколол его штыком. Пока выдергивал лезвие, подступили Азамов и Ягшиев и приготовились еще раз добить.
– Пошли вон, – отогнал их Кутузов. Они мешали ему обшарить труп.
Первый взвод, несмотря на большие потери, сработал неплохо. Но командир и большинство сержантов погибли, возглавить людей было некому. Воронков полностью выложился во время атаки. Когда заняли передовую траншею, он приказал закрепиться и вернул бойцов, намерившихся с ходу ворваться во вторую линию.
Это можно было сделать, но из политрука словно выпустили пар, он больше ничего не хотел делать. Немедленно послал связного к Елхову, просил нового командира взвода и ожидал, когда его отзовут. Назначить на должность взводного кого-то из штрафников ему не приходило в голову, а сам возглавить взвод он никогда бы не рискнул.
Вторая линия находилась в ста метрах. Немцы, выбитые из передовой траншеи, получили приказ контратаковать и приступили к исполнению немедленно. В отличие от красноармейцев, они не шли цепями, подставляя себя под пули. Группы вражеских солдат просачивались через ходы сообщения, другие делали быстрые перебежки под прикрытием кустарника, используя низины и бугры. Их поддерживали пулеметным огнем со склонов. Многие из штрафников считали – самое трудное, лобовая атака на пулеметы, уже позади. Однако оборона в удобных траншеях оказалась непростым делом.
Из ближнего бронеколпака вел огонь пулемет «МГ-42». Очереди шли кучно, видимо, стреляли с массивного станка, поглощавшего отдачу, и пользовались оптикой. Стрелки выбирали в первую очередь ручных пулеметчиков и не отпускали их. Расчеты двух «дегтяревых», не выдержав точного огня, нырнули на дно траншеи. Третий пулеметчик продолжал стрелять, отгоняя атакующих, пока пуля не угодила ему в голову.
Теперь штрафники первого взвода огрызались лишь винтовочным огнем и торопливыми очередями из трофейных автоматов. Причем длинные очереди летели как попало, от сильной отдачи задирало стволы – автоматный огонь получался вхолостую. Это позволило одной из немецких штурмовых групп приблизиться по ходу сообщения вплотную к траншее. Они наступали умело. Сначала летели гранаты, затем расчищал путь пулеметчик, и группа делала очередную перебежку.