Штрафники Василия Сталина
Шрифт:
– Ладно, нормально поработали, сейчас быстро сбегаем на полигон и домой.
Алексей облегчённо перевёл дух. Предстоял относительно спокойный полёт до сопки, которую лётчики особой авиагруппы использовали в качестве мишени для учебных стрельб…
На обратном пути им попалось удивительной красоты облако. Оно было необычного жёлтого цвета, отчего казалось подсвеченным изнутри. Алексею вспомнился вечер накануне его отъезда. Перед командировкой Нефёдов дал Сироткину недельный отпуск. В последний день дома Алексей договорился встретиться с товарищем по ремесленному училищу. Но тот пришёл со своей сестрой Женей. Они ждали Алексея на лодочной станции в городском Парке культуры. Стоило Сироткину ещё издали
– А я думала, что лётчики все высокие великаны с гордыми лицами, как у бронзового лётчика в московском метро. Но ты совсем не похож на него. Неужели ты действительно летал на настоящем военном самолёте?
Алексея нисколько не обидел подобный скепсис. Он готов был простить понравившейся девушке всё лишь за то, что она пришла сюда и говорит с ним. Сироткин застенчиво и обрадовано стал отвечать на Женины вопросы о своей службе. Потом они катались на разных аттракционах. В конце концов, Алесей и Женя вдвоём оказались в одной лодке – в крылатых качелях, сделанных в форме кораблика. Раскачаться на них можно было очень высоко. Лодка то взмывала вверх к огромному золотому облаку, почти точно такому же, как то, которое истребитель Сироткина только что задел крылом, то стремительно летела вниз. Было тихо и безветренно. Поток встречного воздуха слегка раздувал юбку звонко смеющейся Жени, обнажая её посмугленные солнцем колени. У Алексея дух захватывало от такого зрелища. Их лица оказались так близко, что он чувствовал дыхание самого прекрасного существа на свете, любовался ей улыбкой, со стыдливым вожделением отмечал, что у неё красивые длинные ноги, высокая грудь. Голова шла кругом! Сама природа замерла, боясь помешать их неизбежному объяснению.
– Завтра я уезжаю, – вдруг вырвались у него. – А можно я напишу вам?
Она мягко улыбнулась и кивнула в ответ, вглядываясь в его лицо. В её лучистых серо-голубых глазах теперь не было первоначально насмешливости или обычного женского кокетства.
Как же ему повезло встретить такую прекрасную девушку! Стоило Алексею вспомнить ею лицо, улыбку, как ему начинало хотеться обнять весь мир, кричать самые ласковые слова окружающим людям, небу, солнцу – всему белому свету.
Алексея так и подмывало признаться девушке, что он отправляется на очень опасное и чрезвычайно ответственное задание. Если бы он не дал подписку о сохранении секретности, то точно бы сказал Жене, куда едет. В своей жизни ей, конечно, ещё не приходилось провожать мужчину на войну, и она обязательно по-особому отнесётся к этим последним часам перед разлукой. А потом Женя будет с надеждой и тревогой ждать его возвращения, и страшно обрадуется, увидев его снова – невредимым и, возможно даже, с орденом на груди.
Алексей представил, как долго они будут говорить, не в силах наговориться, когда он вернётся в родной город. Удивительный был у него оптимизм! Этот юноша, ещё не имевшей подруги, почему-то нисколько не сомневался, что всё именно так и будет. На войне мужчины быстро взрослеют. Поэтому в следующий раз он не станет по-детски смущаться и робеть, а сразу напрямик скажет Жене о своём чувстве и предложит ей пожениться…
– 56-й! Доброе утро! – раздался в наушниках ироничный голос командира. – Как спалось?
Замечтавшись, Сироткин на некоторое время забыл, где он находится. Алексей слишком поспешно бросился догонять оторвавшийся МиГ Нефёдова, для этого он резко прибавил скорость и круто накренил самолёт в нужную сторону. Истребитель вдруг задрожал. Алексей собрался было доложить о подозрительной вибрации Нефёдову, чтобы получить его совет, но передумал: «Сам справлюсь! А то „Батя“ решит, что я полный лопух и паникёр».
Сироткин попытался парировать усиливающийся крен ручкой и педалями, и в следующее мгновение оказался в штопоре. Самолёт, вращаясь, порхал к земле, словно сухой лист. Алексей стал выводить машину, как его учили в лётной школе: «дал» ногу против штопора, а затем через положенные пол витка «отдал» ручку от себя. Но кувыркание не только не прекратилось, а наоборот – стало ещё более беспорядочным. Машина буквально сыпалась вниз. Её двигатель продолжал работать, да только что толку! Можно было подумать, что самолёт отчего-то вдруг разучился летать. Его крылья не создавали подъёмной силы! Командир уже увидел, в какую переделку угодил его ведомый и поспешил на выручку. Его голос наполнился отцовской заботой:
– Не спеши шуровать ручкой. Спокойней! Попробуй поймать момент, когда машина замедлит вращение, и тогда отдавай ручку от себя. Но не раньше и не позже, ты меня понял?
В ответ Алексей смог промычать что-то невразумительное. Его сильно мотало по кабине из-за недостаточно плотно притянутых привязных ремней.
– Ручку отдавай строго по центру приборной доски при нейтральном положении элеронов, – продолжал наставлять «Сынка» Борис. – Успокойся, у тебя всё получиться. Ну же! Давай!
Алексей изо всех сил старался всё делать так, как советует командир. Но ничего не выходило. Самолёт оставался глух ко всем действиям пилота. Наконец, в наушниках прозвучал приказ катапультироваться. Но Сироткин продолжал бороться за машину, хотя до земли оставалось всего полторы тысячи метров. Тогда Борис заорал на него:
– Если сейчас же не покинешь машину, я тебя как щенка вышвырну из группы. Немедленно прыгать!
Сироткину едва хватило высоты, чтобы его парашют наполнился воздухом…
Когда от поисковой службы на аэродром поступило подтверждение, что с лётчиком всё в порядке, к Борису подошёл Лёня Красавчик.
– Батя, не ставь на парне крест. Отдай его лучше мне на воспитание.
– Тоже мне, учитель нашёлся, – с озабоченным видом, но беззлобно ответил «Одессе» Борис. – Тебя самого ещё воспитывать надо.
– Командир, мне ответственность за кого-то нужна, тогда и я, глядишь, в человеки выйду. Доверь мне этого парня, а? Обещаю: я из него настоящего лётчика сделаю.
– Лётчика может и сделаешь. Только важнее, чтобы он настоящим человеком стал.
Сироткина привезли на аэродром под вечер. Грязный и подавленный, парень медленно вылез из «газика», сгрёб в охапку привезённый с собой парашют, сделал несколько шагов по направлению к лётному городку и растерянно остановился. Юноша старался не встречаться глазами с вышедшими его встречать старшими товарищами, которых подвёл. «Одесса», Рублёв, Кузаков, Батур Тюгюмджиев с нетерпением ждали его возвращения. Все волновались за парня, который стал для их небольшого воинского коллектива общим любимцем, «сыном полка». Но по негласному правилу первым в такой ситуации к вернувшемуся лётчику должен подойти командир.
Алексей стоял, понуро опустив голову, и ждал решения своей участи. Он приготовился к тому, что командир начнёт при всех отчитывать его, а то и вообще велит убираться ко всем чертям. Что ж, он это заслужил. Ещё не выполнив ни одного боевого вылета, разбил уже второй самолёт.
Борис подошёл к Сироткину и первым делом осмотрел его. Катапультирование произошло на очень малой высоте. Но к счастью парень упал на склон сопки, поэтому удар о землю получился скользящим. Кроме ушибов и расцарапанного во время скатыванию по заросшему колючим кустарником склону лица, других повреждений у лейтенанта как будто не было.