Штрафники Великой Отечественной. В жизни и на экране
Шрифт:
За два дня до штурма высоты состоялась «генеральная репетиция» предстоящего боя. По оценке командира дивизии, все прошло хорошо, была полная уверенность в успехе. Бойцам был предоставлен день отдыха.
И вот наступило утро 22 июня. Памятное число! Ровно три года отделяло наши войска от того момента, когда гитлеровские войска по-разбойничьи перешли советскую границу, теперь необратимый ход войны вел Красную Армию на запад.
После интенсивной артиллерийской подготовки, во время которой саперы устроили проходы в минном поле и проволочных заграждениях, первыми рванулись вперед штрафники.
«Обе роты
Довольно густая цепь солдат бежала вверх по пологому склону. Вот бойцы стали бросать гранаты. Вспыхивает дружное "ура", и фигурки в защитных гимнастерках исчезают в траншее. "Молодцы!" — мысленно восхищаюсь я. Ведь с момента сигнала прошло всего одиннадцать минут. Разгорается рукопашный бой. Гитлеровцы не выдерживают, бегут. Наши солдаты устремляются в глубь вражеской обороны.
В стереотрубу мне видна рослая фигура Мельникова во главе взвода, преследующего фашистов. Это тот самый бывший курсант, на которого я обратил внимание, когда знакомился со штрафниками... Сегодня, как только в небо взвилась серия красных ракет, Мельников первым выскочил из окопа и преодолел брод, первым бежит теперь ко второй неприятельской траншее. Я слежу за ним, и мне хочется, чтобы он уцелел, остался жив.
Вот Мельников сорвал с пояса гранату, на ходу вставил в нее запал и, почти не пригибаясь, швырнул. Следом полетели гранаты бойцов взвода. "Ур-р-р-а-а!" — подразделение ворвалось в траншею. Я видел, как Мельников первым спрыгнул в нее... Потом потерял его из виду.
Бой шел по всему склону. Противник, застигнутый врасплох, не оказывал пока серьезного сопротивления. Небольшая наша группа вырвалась на гребень Заозерной с правого фланга. Оттуда застучал пулемет, и несколько человек упали. Враг начинал приходить в себя, а кое-где давать отпор. Его сопротивление постепенно усиливалось. Однако атакующие продолжали довольно быстро продвигаться вперед...
— Вас к телефону, — передал мне трубку адъютант Анатолий Курбатов. Из нее раздался бас:
— Докладывает капитан Королев. Захватил семнадцать человек пленных. Все из пятнадцатой дивизии СС. Что с ними делать?
— Направьте ко мне.
— Слушаюсь! Рота перевалила через гребень. Ведем бой на обратном скате. Противник вводит в бой мелкие подразделения станками.
— Постарайтесь опрокинуть их.
Вскоре позвонил старший лейтенант Решетняк. Он тоже сообщил, что продвигается успешно, но уже имеет дело с организованным отпором. Я понимал, что гитлеровцы, оправившись от неожиданности, начинают вводить в бой главные силы, чтобы сначала остановить наступление, а потом перейти в контратаку и отбросить нас на исходный рубеж...
Надо было срочно закрепиться. Только тогда у нас сохранялась перспектива удержать высоту 228.4. Я распорядился всеми силами артиллерии и минометов подавить фланкирующие пулеметы и орудия прямой наводки, обработать огнем безымянные высотки, что расположились в полукилометре к западу и югу от Заозерной, не допустить контратак с правого фланга, ввести в бой 3-й батальон 674-го полка.
А из-за Заозерной доносился все усиливающийся
Итоги завершившихся боевых действий оказались впечатляющими. Дивизия овладела важной позицией, теперь она «видела» дальше на 10—15 километров, могла более выгодно расположить артиллерию и особенно орудия прямой наводки, получила хорошие исходные рубежи для наступления армии, которое вот-вот должно было начаться. Противник понес ощутимые потери, оставив на поле боя до двух тысяч солдат и около пятидесяти танков. Количество пленных приближалось к четырем сотням.
Но, откровенно пишет генерал В.М. Шатилов, и в дивизии полегло немало народу. «Особенно велик был урон в штрафных ротах — из их состава мало кто уцелел».
Свое слово, пусть и не очень громкое, штрафные части сказали и на заключительном этапе войны. Надо хорошо представлять себе, с каким настроем переходили воины государственную границу и шли по чужой земле, зная, какая пустыня осталась после катка войны на их родной земле.
М.Г. Ключко:
Что запомнилось, так это, когда вышли на границу Пруссии, большого размера плакат со словами: «Солдат, ты судья!» — и подпись: «Илья Эренбург». Не думаю, что здесь нужно что-то объяснять.
Нашу роту, усилив танками со спецоборудованием для проделывания проходов в минных полях, бросили на прорыв неприступной, по мнению немцев, глубокоэшелонированной обороны. Как известно, она была преодолена. После этого мы прошли всю Пруссию — ни одного гражданского лица не видели. Правда, один раз, когда уже взяли Кенигсберг, помню, шли маршем через какое-то село. И из двора вышла немка с ведром. Хотите верьте, хотите нет, но вся рота — человек 40 нас было — остановилась. Смотрели на нее, как на нечто невозможное. Не должно было быть живых немцев!
Сегодня это может показаться дикостью, но в то время у многих были свои счеты с немцами: у кого-то погибла семья, кого-то из родных угнали в Германию. И эта злость была настолько сильна, что мы могли действительно на одном дыхании не только до Берлина дойти, а если бы понадобилось, то и до Франции. Была просто жуткая ненависть. Тем более что, проходя через ту же Пруссию, мы встречали наших соотечественников, силой вывезенных на работу в Германию, освобожденных из концлагерей пленных.
Один эпизод запомнился на всю жизнь. Идет группа людей в концлагерной одежде. Выяснилось — французы. На улице зима, а они в деревянных колодках на босую ногу. И по брусчатке только звук: цок, цок, цок... Причем идут на север, а не на запад. Мы пытались им объяснить, что Франция в другой стороне. А они на нас смотрят туманным взглядом и продолжают идти. Страшное зрелище...
О боях в Восточной Пруссии вспоминает еще один бывший штрафник.
Н. Тарасенко:
Нам выдали оружие, поставили задачу: форсировать реку, зайти в тыл немцам и стремительно выбить их из укрепленного пункта. Это был март 1945 г.
Река, к счастью, оказалась неглубокой, дно неилистым. Из тумана, преодолев ее вброд, ворвались на берег и с традиционным штрафбатовским лексиконом обрушились на вражеские доты. Немцы такого нахальства не ожидали. С криками «Штрафирен! Штрафирен!» в беспорядке бросились наутек. Вероятно, знали, что штрафники в плен не берут.