Штрихи к портретам: Генерал КГБ рассказывает
Шрифт:
Кирилл Трофимович как-то добрался самостоятельно, побывал на полях колхозов имени Ленина, Молотова, Жданова, осмотрел посевы, побеседовал с крестьянами. К сожалению, ни меня, ни председателя райисполкома в районе не было – вызвали на областное совещание в Брест.
Кирилл Трофимович зашел в секретарскую хату (старый одноэтажный дом, удобства во дворе). Дома была только наша нянька и хозяйка Прасковья Семеновна, кстати, тоже партизанка. Входит человек:
– Здравствуйте, я – Мазуров.
Заохала, засуетилась бабка, да это же глава правительства.
На следующий день звонит Кирилл Трофимович мне в райком:
– Что же это получается? Единственный раз приехал к тебе в гости, а хозяина дома нет. Ну, брат, и дороги у вас. Как же вы там живете, как работаете?
– Кирилл Трофимович, во все двери уже стучался, просил, умолял – помогите дорогу построить, невмоготу людям без дороги.
– Давай договоримся: приезжай в Совет Министров с письмом, что-нибудь придумаем.
Через пару недель прибыл я в Совет Министров. Кирилл Трофимович пригласил председателя Госплана Коханова, министра финансов Шатилло, начальника УШОСдора Шарапова:
– Давайте поможем этому хлопцу дорогу построить на Телеханы.
– Все деньги расписаны вперед на всю пятилетку, Кирилл Трофимович.
– Даю вам трехдневный срок. Изыскать возможности.
Через дней десять получил ответ: выделено пять миллионов рублей. По тем ценам это значило, что хватит на пять километров дороги.
Опять поехал в Минск – и в Совмин, к Мазурову:
– Кирилл Трофимович, это же издевательство – всего на пять километров дороги.
– Не горячись, главное – забить первый колышек, а потом вся дорога будет.
Я понимал, что план планом, пятилетка пятилеткой, а у каждого министра, тем более у правительства загашники все же были. На случай крайних ситуаций. Да и пятилетки-то тогда шли с перевыполнением.
В 1955 году я уехал из района на учебу. Дорогу достраивали уже другие. Теперь сто километров от Ивацевичей до Пинска – отличная асфальтовая трасса. Приятно осознавать, что и ты к этому доброму делу причастен.
* * *
Первое серьезное столкновение К.Т. Мазурова с Н.С. Хрущевым произошло тогда, когда ЦК КПБ возразил против расчленения единой партии на две – промышленную и сельскохозяйственную.
Этот абсурд был виден на примере любого района республики. Именно в те годы политический работник, каким был 1-й секретарь райкома партии, превращался в заурядного хозяйственника, завхоза района. Утрачивалось главное – связь партии с народом. Пленумы партийных комитетов, партийные собрания превращались в хозяйственные совещания.
Мазуров и его соратники сопротивлялись этим нововведениям Хрущева. В результате тот ставил вопрос о снятии Мазурова с поста 1-го секретаря ЦК КПБ и освобождении от обязанностей кандидата в члены Политбюро, оскорбительно называл его «негодным руководителем».
Мы, рядовые работники, не все знали об этой острейшей борьбе в верхах. Публичное противостояние Мазурова и Хрущева относится, если не ошибаюсь, к 1960 году. (Это событие заслуживает отдельного разговора.)
Как это было? В театре оперы и балета собрался республиканский актив. Большой президиум – человек пятьдесят, а может и шестьдесят, – во главе с «дорогим Никитой Сергеевичем». На трибуне – докладчик, 1-й секретарь ЦК КПБ К.Т. Мазуров. Доклад – глубокий анализ состояния экономики, перспективы и планы на ближайшее будущее. Докладчик перешел к проблемам сельского хозяйства. В Белоруссии планировали возродить льноводство, традиционную культуру для многих районов. Без хорошего предшественника – клевера – не получишь хорошего урожая льна. Назывались цифры, сколько засеять многолетними травами, картофелем.
Хрущев взорвался, что называется, вскипел:
– Как это так, площадь под кукурузу сокращаете, а под клевер и картошку – расширяете.
И начал подсчет кормовых единиц. Кукуруза – это царица полей, а вы… бульба, клевер.
Мазуров стоял на трибуне, терпеливо ждал, когда кончится поток хрущевских слов.
– Согласен с Вами, Никита Сергеевич, что кукуруза дает рекорд кормовых единиц с гектара. Но она, как правило, не дает высокого урожая на песчаных и подзолистых почвах.
Хрущев с новой силой обрушился на докладчика:
– Посмотрите на него. Это первый секретарь ЦК? Не понимает простых вещей. Заладил: клевер, картофель…
Оборачивается к знаменитому председателю колхоза «Рассвет» К.П. Орловскому:
– Вот мой друг мудрый Орловский скажет, сколько он будет в этом году сеять бульбы, а сколько кукурузы.
Орловский:
– Никита Сергеевич, засеяли в прошлом году 900 гектаров бульбы, в этом будем сеять 1200. Нельзя нам без нее, это второй хлеб.
У Хрущева от возмущения чуть челюсть не отвалилась:
– И это мой друг Орловский. Предал меня…
И продолжил яростно ругать Мазурова.
Кирилл Трофимович – бледный, как полотно (до сих пор помню), стоял за трибуной и молчал.
Хрущев иссяк. Насупился, надулся.
Мазуров спокойно продолжал доклад и свою линию: будем в республике увеличивать посевы клевера и картофеля. Назывались цифры по областям.
Хрущев снова взорвался:
– Ничего не понял Мазуров, какой из него руководитель республики.
И понес… Когда успокоился, Кирилл Трофимович снова продолжал доклад.
Я переживал за него, думал, каким мужеством надо было обладать. Можно было и инфаркт, и инсульт схлопотать на трибуне. Хрущев переключился на морганистов-вейсманистов: «Вы своего земляка, Жебрака, сюда пригласили». Так оскорбительно, по-хамски к выдающемуся генетику и селекционеру Антону Жебраку мог обращаться только невежда в науке Лысенко.
В зал прибежали люди в белых халатах, Жебраку стало плохо, и его увезла «скорая помощь».
Вот такой принародный конфуз случился. Но с тех пор К.Т. Мазуров на Хрущева действовал, как красное полотно на быка.