Штрихи к портрету кудесника
Шрифт:
— Что вы, что вы! Какое «накладно»! Да я ради семьи…
— Вот и славно… Теперь паркет. — Колдун опечалился, помотал бородёнкой. — С паркетом — бяда-а…
— А что такое? — всполошился клиент.
— Ну как… Ежели, не дай Бог, хоронить кого, гроб-то положено вдоль половицы ставить! Иначе повымрут все! А как ты его на паркете вдоль половицы поставишь? Крути, не крути — всё поперёк получается!
— И как же тогда? А то линолеум, знаете… несолидно…
— Значит, обычай такой: купи новые тапки, отдай у церкви и, помянув усопшего, скажи: «Нам в разные стороны».
— Вслух?
— Можно и про себя…
Чужой барабашка понуро свисал из ухватистой пятерни Глеба без единой попытки вырваться и лишь иногда вяло поджимал четырёхпалые ручонки. Странно. Ефрем предупреждал: брыкучие, хрен удержишь… Может, больной? Как бы от него ещё инфекцию какую-нибудь астральную не подцепить…
Тем временем владелец особняка расплатился, откланялся и в задумчивости отбыл. Лестницу пристраивать пошёл. Или тапки покупать. Старый колдун с интересом повернулся к энергетической ипостаси ученика.
— Гляди-ка! — одобрительно заметил он. — И впрямь поймал… А чего это он у тебя квёлый такой?
— Да я вот тоже думаю: вдруг заразный… — озабоченно отозвался Глеб.
— Покажи-ка поближе…
Портнягин подплыл к Ефрему, предъявил задержанного.
— Не-е… — приглядевшись, успокоил наставник. — Зараза тут ни при чём. Это, видать, тяпнул его кто-то… Лапка-то, а? Ай-ай-ай-ай…
Действительно, задняя хватательная конечность потустороннего существа была заметно тоньше, прозрачнее других и вдобавок рахитично скрючена.
— И кто же это нас так тяпнул? — задумчиво продолжал Ефрем. — А-а… Понятно. На хыку нарвался, — сообщил он Глебу. — Может, даже и на нашу…
— А разве хыки негативку хавают? — усомнился ученик.
— С голодухи? Запросто!
— И что с ним теперь делать?
— Ну не наказывать же! — резонно молвил колдун. — И так вон досталось задохлику… Тетрадку небось из последних силёнок прятал… Сразу вернул или материть пришлось?
— Сразу.
— Ну вот видишь… Отпусти. Может, ещё оклемается…
Снова преодолев гипсолитовую перегородку, Глеб Портнягин, колеблясь в обоих смыслах этого слова, завис посреди чуланчика. Отпускать пойманных на месте преступления барабашек ему ещё не доводилось. Просто разжать кулак: ступай, дескать, на все шесть сторон? А ну как не захочет? Ну как останется и опять что-нибудь заныкает?
Однажды Ефрем в присутствии Глеба выхватил из воздуха нечто недоступное глазу и кинул ко всем чертям сквозь стену. Кстати, а вдруг не сквозь? Вдруг именно об стену? Точнее — об эфирный её эквивалент…
Живодёром Портнягин никогда не был. Пусть даже наставник уничтожил в тот раз нечто зловредное, но сейчас-то случай другой… В сомнении Глеб подплыл к внешней капитальной стене и, бережно просунув руку с барабашкой во двор, растопырил пальцы.
Ныне отпущаеши…
Физическое тело Портнягина лежало навзничь на топчанчике и, прикрыв веки, с блаженным идиотизмом улыбалось в потолок. Каждый раз после выхода в астрал, вновь одеваясь, как говорят староверы, в ризы кожаные, Глеб неизменно испытывал неловкость за свою бренную оболочку, хотя прикид у него, конечно, был — позавидуешь: рост, размер, покрой. Да и качество — дай Бог каждому!
И вот тем не менее…
Совсем уже собравшись вернуться в наш суетный мир, ученик чародея внезапно уловил лёгкое движение в изголовье топчанчика. Вернувшийся со двора барабашка пытался ослабевшей, но всё ещё шаловливой ручонкой запихнуть уголок тетради под подушку. Прятал.
Решительно облачась в грубую материю, Глеб покинул чуланчик.
— Ефрем! — хмуро молвил он, снова появляясь в комнате. — Может, подкормить его сначала? Пропадёт же…
— А что ж? — согласился покладистый чародей, снимая очки и кладя на стол чёрную книгу. — Подкорми…
— Как?
— А посади вон на плаху…
Оба посмотрели в угол, где стоял набрякший негативной энергетикой замшелый плоский пень, на котором, согласно легенде, простился когда-то с жизнью известный Рафля.
— В самый раз для барабашки, — заверил Ефрем. — Заодно угланчиками подхарчится… Вон их сколько! Роем ходят…
Действительно, даже не навострившийся ещё глаз ученика и то различал слабое поползновение стеклистых пузырьков над трухлявым древесным обрубком.
— Это с тех пор отрицаловка не выдохлась? — недоверчиво хмыкнул Глеб.
— Подновляем помаленьку… — не стал запираться колдун. — Да и начальный заряд сильный был… Мало что казнили, ещё и надсмеялись! Рафле-то, слышь, стрелецкий полковник предложил: выбирай, мол, сам, что тебе отрубить…
— А он?
— Отрубите меня, говорит, ваша милость, всего сразу.
— Ловко! — восхитился Глеб.
— Чего ловко-то? — насупился колдун. — Всё равно четвертовали… Ироды! Ну давай тащи сюда инвалида своего…
В отличие от тамтама туттут требует длительного нагрева — и всё равно звучит глуховато. Плотно задрапировав застеклённую бойницу байковым одеялом, Портнягин расположился на коврике в позе астраханского лотоса, зажёг свечи, спиртовку и, сунув руку под топчан, не обнаружил там инструмента.
— Шутик, шутик, поиграй и отдай! — процедил он, нечеловеческим усилием воли смирив соблазн сразу же прибегнуть к матерному ритуалу.
Выждав, взял одну из свечей, посветил под дощатое ложе. Нету.