Штурм Пика Сталина
Шрифт:
Дорога «джуда яман». (очень плохая — кирг.) Пришлось оставить часть груза. Пошли дальше. По отвесной стене наискось вверх Натянуты верёвки, закреплённые на вбитых в скалу крюках. Альпинисты и носильщики перепоясаны прочными кушаками, какие носят пожарные. У поясов — толстые металлические карабины. Абалаков и Гущин накидывают карабины на верёвку и начинают подъем на стену. Если сорвутся — полетят вниз до конца верёвки и повиснут на карабине. Обдерутся, ушибутся, но не погибнут. Она страхуют кроме того друг друга второй верёвкой.
Абалаков и Гущин поднимаются по отвесной стене. Верёвка оттягивается под их тяжестью, отходит от скалы на полметра. Альпинисты, вися на ней над пропастью, с трудом преодолевают стену, достигают следующей площадки, откуда подъем идёт по верёвочной лестнице.
Теперь очередь носильщиков. Но носильщики отказываются. Они не хотят рисковать жизнью. Они долго переговариваются — Абалаков и Гущин сверху, со стены, носильщики — снизу, с площадки. Потом носильщики вынимают из спинных мешков груз, складывают его на площадке и уходят вниз.
Абалаков и Гущин решают продолжать восхождение вдвоём. Но им надо сначала спуститься обратно на площадку, чтобы захватить с собою оставленные носильщиками палатки и хоть немного продуктов. Спуск по верёвке над пропастью и вторичный подъем. Спинные мешки стали гораздо тяжелее, подъем по верёвке почти превышает человеческие силы.
И вот они снова на площадке над отвесной стеной. Дальше идёт верёвочная лестница и потом крутой сыпучий кулуар. Каждый шаг грозит обвалом. Особенно трудно Гущину, который идёт вторым: того и гляди, Абалаков сверху свалит камень. Кулуар взят. Трудный переход по узкому карнизу над кулуаром.
Здесь верёвки и крюки кончились. Выше при подготовке не поднимались. Здесь Абалаков и Гущин идут впервые.
Снова крутой, почти отвесный кулуар. Под ним — бездонная пропасть. Абалаков начинает подъем. Гущин, расставив ноги, закрепляется внизу и, наложив верёвку на скалу, тщательно страхует Абалакова. Он следит за каждым его движением. Абалаков пробует каждый камень, каждый выступ, прежде чем опереться на них рукой или ногой. Он осторожен, он знает, какой опасности он подвергнет Гущина, если обвалит на неги камень. Но порода слишком рыхла. Сыплется все, за что ни возьмёшься. И вот камень из-под ноги Абалакова летит вниз, увлекает за собою ещё несколько. Прильнув к скале, Абалаков замер недвижно. Он видит, как Гущин, стараясь уклониться от сыплющихся на него камней, прячет голову под выступ скалы.
Он видит, как один из камней начисто перебивает связывающую их верёвку. Оба без страховки висят над пропастью. Потом он слышит крик — большой камень упал Гущину на левую руку, которой он держался за скалу. Обливаясь кровью. Гущин несколько мгновений балансирует над кручей, почти теряя сознание от боли. Наконец ему удаётся восстановить равновесие. Абалаков быстро спускается к нему, надёжным узлом связывает перебитую верёвку, закрепляет её за выступ скалы. Потом приступает к перевязке. На левой ладони Гущина — большая рана, ладонь и указательный палец рассечены до кости, из раны лезет жёлтая соединительная ткань.
Абалаков накладывает повязку, туго её затягивает. Кровь не унимается, повязка промокает.
Надо скорее спускаться вниз, в ледниковый лагерь, к доктору.
Спускаться? А что будет дальше? Спускаться можно только вдвоём с Абалаковым, так же как и идти вверх Абалаков может только вдвоём с Гущиным.
Спускаться — это значит, что первая верёвка отказывается от восхождения, не выполнив ни одной из возложенных на неё задач, даже не установив лагеря на «б 400». Но без первой верёвки не пройдёт и вторая. Спускаться — значит сорвать восхождение.
И Гущин с перевязанной рукой, с промокающей от крови повязкой решил идти дальше.
Преодолён кулуар. Подошли к шестому «жандарму». Труднейший траверс над снежным кулуаром. Узкий карниз с крутым наклоном: камни покрыты льдом. Но слой льда слишком тонок: не держат кошки, нельзя рубить ступени. Сорваться — километровая пропасть. Страховка бесполезна — верёвку не за что закрепить. Сорвётся один — потянет за собою другого. Связаны на жизнь и на смерть.
Дошли до середины карниза. Вбили в стену крюк, привязали верёвку. Второй группе идти будет легче.
Карниз привёл к небольшой скалистой площадке. До верха шестого «жандарма», до фирна осталось несколько десятков метров. Но Гущин изнемог. Он не в состоянии идти дальше. Да и темно. Надо ночевать.
Палатку поставить нельзя — нет места для закрепления растяжек. Можно только лечь рядом, тесно прижавшись друг к другу.
Абалаков вбивает в скалу два крюка. Привязывает к ним себя и Гущина, чтобы ночью не скатиться вниз. Расстилает на площадке палатку. Альпинисты влезают в неё, укладываются.
Абалаков засыпает. Гущин не может спать — слишком сильно болит рука,
Среди ночи Гущин будит Абалакова. Рука распухла, повязка врезалась в живую ткань. Абалаков с трудом разрезает ножницами твёрдый от засохшей крови бинт, меняет повязку.
Утром преодолевают последние метры шестого «жандарма» и выходят на его вершину. Узкий длинный фирновый гребень, местами острый, образует переход с ребра на гигантские фирновые поля вершинного массива.
У начала гребня — маленькая площадка. На ней Абалаков и Гущин устанавливает две палатки — лагерь «6400».
Страшное ребро форсировано. Они — на его верхней грани. С одной стороны — обрыв в цирк Сталина, в мульду, откуда идут лавины. С другой стороны — отвесный склон к ледопаду Орджоникидзе.
Они уже выше почти всех окружающих вершин. Они смотрят сверху вниз на сахарную голову пика Орджоникидзе, у подножья которого разбит ледниковый лагерь. Лавины, всегда шедшие сверху, рождаются теперь где-то внизу под ними.
Весь мир — ниже их. И только вершина пика Сталина высится над ними больше, чем на километр. Её снежный массив, закрывая половину горизонта, подымается вверх мягкими уступами, сверкающими на солнце перекатами безграничных фирновых полей.