Штурм Пика Сталина
Шрифт:
Приходилось удивляться здоровью и выносливости Гущина. Хотя больная рука не давала ему спать, он очень быстро оправлялся от пережитого. С каждым днём он все больше становился похожим на прежнего Гущина, весёлого, толстолицего, с блестящими глазами, с стройным, не по годам молодым телом легкоатлета.
Маслаев по-прежнему неутомимо возился со своей радиостанцией. И хотя ему ещё ни разу не удалось кого-нибудь «поймать», он несколько раз в день посылал в эфир мои сообщения о ходе штурма.
Вечером он провёл нам в палатки наушники. Лёжа в спальных мешках, мы «ловили» Москву. Сквозь свист, треск и визг в эфире прорывались иногда отрывки концерта и фразы из речей.
На другой день утром я послал Абдурахмана на «5600» за доктором, прося его спуститься в ледниковый. Гущину становилось все хуже, можно было опасаться осложнений.
В ожидании доктора мы с Капланом отправились на наблюдательный пункт на скалы. Мы видели, как два человека спустились с третьего «жандарма» в лагерь «5900». Это, очевидно, вернулись носильщики, поднявшиеся накануне с Цаком в верхние лагери. Маслаев сменил нас на скалах. Мы спустились в лагерь. Вскоре с «5600» пришёл доктор. Он осунулся, похудел.
Он осмотрел раненую руку Гущина, удалил омертвевшие ткани и снова извлёк из раны несколько мелких камешкоз.
К вечеру с «5600» спустились Абдурахман и Зекир. Зекир шёл, пошатываясь от усталости. Лицо его почернело, левая щека при падении была поранена о камни. Но он радостно и победно улыбался, протягивая мне маленький клочок бумаги. Это была записка Цака Дудину. Она начиналась словами:
«Только мы поднялись на „6400“, как туда спустились Николай Петрович, Гетье и Абалаков. Станция поставлена, вершина взята».
С странным чувством смотрел я на этот серый клочок бумаги, положивший конец всем нашим тревогам и опасениям, возвестивший славную победу.
Восхождение было окончено, оставалось возвращение назад. Нам предстоял трудный путь по ледникам, через реки, по Алайской долине, И все же казалось, что экспедиция была окончена.
Победа далась не легко. Цак сообщал, что Абалаков заболел ледниковой слепотой, у Гетье нелады с сердцем, у Николая Петровича обморожены пальцы на руках и ногах. Поэтому спуститься они сумеют только завтра.
Но все это не пугало: люди были живы, и это было главное. Ведь в последние дни каждый из нас в глубине души опасался их гибели.
Хотелось получить ответ на десятки вопросов, узнать поскорее подробности восхождения: все ли трое достигли вершины, в каком месте поставлена станция.
Мы начали готовиться к их встрече. Надо было прежде всего позаботиться о хорошем питании для них. Я послал Зекира в подгорный лагерь, где находился наш караван, наказав ему прислать на другой день с одним из караванщиков киичьего мяса. Остальной караван должен был придти в ледниковый лагерь 7 — го.
6-го с утра доктор, Каплан, Маслаев и все носильщики стали собираться на «5600» навстречу победителям вершины. Надо было помочь им при спуске и принести вниз оборудование лагерей «5900» и «5600». Маслаев захватил с собой метеорологический самописец, который решено было установить на «5600». Елдаш и я остались в ледниковом, чтобы приготовить все для встречи победителей. Наши «инвалиды» — Шиянов и Гущин — также не покинули своих палаток.
К вечеру мы увидели, как носильщики поднялись по ребру в лагерь «5900». Позже на снежнике между четвёртым и третьим «жандармом» показалась первая двойка, медленно спускавшаяся вниз. Из «5900» ей навстречу вышли носильщики. Уже стало темнеть, когда вторая двойка штурмовиков начала спуск по снежнику к лагерю «5900».
В ночь из подгорного приехал караванщик Талубхан с киикчиной.
7-го с утра мы начали готовиться к встрече. После десятидневной голодовки альпинисты верхней группы должны были найти в ледниковом хороший обед. Мы с Елдашом варили, жарили, пекли.
Около часа дня альпинисты начали спуск из лагеря «5900» к лагерю «5600». В ледниковом их можно было ждать к вечеру.
Уже начинает темнеть, когда из-за поворота на леднике показываются чёрные фигурки Дудина, Гока, Маслаева, Каплана, доктора и носильщиков. Они идут тремя группами. Последняя группа движется очень медленно. Никак не удаётся разглядеть в бинокль, сколько в ней человек — трое или четверо.
Первым на морене показывается Абалаков. В походке этого железного сибиряка нет и следа утомления. Он идёт, как всегда — скоро и споро, слегка переваливаясь с ноги на ногу, словно таёжный медвежонок. Только кожа на скулах потемнела от мороза и шторма.
Через полчаса приходит с носильщиками Николай Петрович. Ему больно ступать отмороженными ногами, вокруг глаз легли синяки усталости, но идёт он бодро. Он добирается до своей палатки и ложится. Мы снимаем с ног его башмаки: холодные, безжизненные пальцы забинтованы, бинты окровавлены.
Он сообщает первые подробности. Он достиг середины вершинного гребня, до его высшей южной точки дошёл только Абалаков.
Потом я иду с Абдурахманом и Ураимом Керимом навстречу Гетье. Уже темно. Несмотря на это, Абдурахман с поразительной уверенностью находит дорогу в сераках. Мы встречаем , Маслаева, который установил на площадке у лагеря «5600» |свой метеорологический самописец. Гетье, Дудина, Гока и доктора мы находим в конце сераков, перед выходом на ледник. Гок и доктор ведут Гетье под руки. Поэтому-то мы и не могли определить в бинокль численность последней группы.
Мы идём к лагерю. Мы доводим Гетье до его палатки, раздеваем его и укладываем в спальный мешок.
XII.
Шторм на высоте 6900 метров. — Засыпаны снегом. — Болезнь Гетье. — Взятие вершины. — Спуск на «6400». — Встреча с Цаком и носильщиками.
Это «когда-нибудь потом» наступило не скоро.
Мы вернулись в Ош. Сентябрь был на исходе. Стояла благодатная южная осень. Поля были покрыты снегом созревшего хлопка. Спелые гроздья винограда просвечивали янтарём.