Штурм Пика Сталина
Шрифт:
Мы наверху скалы. В темноте смутно чернеют силуэты построек. Нас вводят в юрту. В середине топится железная печка. Вспышки пламени, вырывающиеся из её дверцы, ложатся неяркими бликами на лица сидящих кругом людей. Нам уступают место, суют в руки бачки с кашей. Чайник на печке поёт тихую песню. Абалаков и Маслаев уже здесь.
Высокий худой человек подымается со своего места. Его лица не разглядеть в темноте юрты.
— Позвольте представиться, — говорит он. — Начальник строительства, Владимир Рихардович Блезе.
Беседа, прерванная нашим приходом, возобновляется.
— Слышь, Рахирдович, — говорит почтённый бородач, — завтра с Чортова гроба караван придёт. Ты его сразу не отправляй, пошли лошадей на морены. Пускай песку для цемента привезут.
— Плотникам завтра обязательно круглые окна надо пригнать, — говорит другой, — а то нам западную стену железом обивать нельзя.
Спокойно и мерно, без председателя и протокола, течёт за чаем производственное совещание, скажем лучше — повседневная производственная беседа. Во всех деталях вырабатывается план завтрашнего рабочего дня. Вернее — два плана: один — на случай хорошей погоды, другой — на случай бурана…
В палатках нам отведено место для ночлега. Мы раздеваемся и засыпаем мёртвым сном, не успев как следует закрыть застёжки спального мешка.
XIV.
Обсерватория и её строители. — Возвращение в базовый лагерь.
Луч солнца, пробиваясь сквозь полу палатки, будят меня на другое утро. Владимира Рихардовича, спавшего рядом со мною, уже нет. Он — на работе. Я встаю, одеваюсь и выхожу наружу. Возле палатки течёт небольшой ручей. Ночной мороз сковал его ледяной корой. В одном месте кора пробита ударом каблука:
кто-то здесь сегодня умывался. Рядом с отверстием лежат на льду приготовленные для меня чистое полотенце, мыло и флакон одеколона. Изысканное гостеприимство на леднике Федченко, в центре бывшего «белого пятна»…
Умывшись, я медленно поднимаюсь к площадке на вершине скалы.
В трехстах метрах подо мной недвижным ледяным руслом трехкилометровой ширины лежит ледник Федченко. Он расчерчен вдоль тёмными валами срединных морен — следами слияний с другими ледниками. Он похож на гигантскую белоснежную ленту, в которую вотканы чёрные продольные полосы. На севере эта лента уходит в даль к синим в дымке тумана горам Билянд — Киика. На юге она геометрически правильной дугой поворачивает влево, на восток. Этот разворот ледника — быть может, самое грандиозное, что мне когда — либо приходилось видеть. У поворота ледник принимает в себя большой приток — глетчер Кашал-Аяк. На месте слияния стоит белоснежная вершина — Шпора.
Глетчер течёт между двумя грядами пятикилометровых пиков. Но горы, окаймляющие ледник, не кажутся высокими. Они погружены по пояс в ледяной поток глетчера. Над его поверхностью высятся лишь последние скалистые отроги, фирновые поля и снежные карнизы.
Справа, в стороне, стоят массивы пика Комакадемии и пика Гармо. Они ледником не закрыты: на карте их высоты помечены цифрами 6450 и 6615. Левее их — широкое, сверкающее на солнце фирновое седло перевала Кашал — Аяк.
На вершине скалы — ангароподобный каркас обсерватории.
Стук молотков о дерево и металл, визг пилы и рабочий говор деловито и по — хозяйски врываются в молчание горной пустыни. Плотники и кровельщики обшивают каркас тёсом и жестью, бетонщики замешивают бетон и заливают фундамент.
Они такие же, как в Москве и Ленинграде, эти кровельщики, плотники, столяры и бетонщики. Только лица их заросли густыми бородами, да движения медленны и размеренны: высота даёт себя чувствовать.
Я смотрю на это вторжение человеческого труда в безмолвный горный мир и думаю — где ещё приходилось мне видеть волнующее зрелище покорения человеком пустыни? И затем яркое воспоминание встаёт передо мною. Я вижу большой глетчер, сбегающий к берегу и обрывающийся в море высокой зе — леноватой стеной льда. Эта стена, тянущаяся восьмикилометровой дугой, образует бухту. Ноздреватые бирюзовые айсберги, изъеденные водой, тихо дрейфуют вдоль берега. В одном месте ледяная стена сходит на нет, и тёмные базальтовые валуны сбегают к воде, покрытой блинами дрейфующего льда.
На берегу, рядом с остатками старых зимовок, желтеют стены двух маленьких, вновь строящихся домиков. К стенам прислонены винтовки. Время от времени к домикам подходят, грузно раскачиваясь, белые медведи. Тогда плотники и печники кладут на мёрзлую землю топоры и лопатки, берутся за оружие и стре — ляют. На снегу остаются бурые пятна крови, тяжёлые туши подтаскивают к берегу… Строительство радиостанции на Земле Рудольфа, на самом северном острове Земли Франца Иосифа, в 1 500 километрах от Архангельска, в 900 километрах от полюса.
И неожиданная, но верная мысль приходит мне в голову: легче было привезти в Трюмах «Малыгина» стандартные домики и оборудование радиостанции на Землю Рудольфа, чем доставить строительные материалы для обсерватории сюда, на вершину скалы, по бездорожью Алайской долины, по теснинам Терс — Агара, через перекаты и водовороты Саук-Сая и Сельда-ры, по морене и трещинам ледника Федченко.
Стройка близится к окончанию. С Блезе мы осматриваем её в деталях. Конструкция здания чрезвычайно рациональна. По продольной оси оно разделено на пять частей: в середине — столовая, кухня, метеорологический.кабинет, в двух следующих, примыкающих к средней справа и слева — радиорубка, фотокабинет и пять жилых комнат; в двух крайних — кладовые и ма — шинное отделение. Зимой они будут защищать жилые помещения от холода. Южная стена представляет собой сплошное окно. Полукруглая форма крыши препятствует скоплению на ней снега. Вся конструкция подчинена условиям перевозки: все балки сболтованы из нескольких частей. Каждая из этих частей — не длиннее двух метров. На площадке перед обсерваторией — ме — теорологические приборы: дождемер, флюгера, метеорологические будки. Пять человек зимовщиков под руководством молодого ташкентского метеоролога Бодрицкого остаются зимовать на обсерватории.
Зимовщики уже сейчас ведут наблюдения в полном объёме. Блезе рассказывает нам историю строительства. Оно началось осенью 1932 года. Начальник строительства инженер Бойков прибыл в Алтын-Мазар с караваном, гружённым строительными материалами, в конце сентября. Строительный сезон был упущен, но Бойков решил попытаться наверстать опоздание.
В начале октября караван из двухсот верблюдов перешёл обмелевшие реки и вышел на ледник. Верблюды скользили по ледяным буграм, резали себе ноги об острые камни. Чем дальше, тем трудней передвигался караван. Шедшие впереди верблюды постетюнно сбивали камни и гальку с бугров морены, об — нажая лёд, на котором беспомощно скользили и падали остальные.
Для «кораблей пустыни» глетчер оказался непреодолимым препятствием. Только половина каравана дошла до Чортова гроба. Здесь верблюдов пришлось заменить лошадьми.
Первый караван лошадей пришёл к месту постройки 21 октября. В тот же день было распланировано место для станции и установлен барометр для наблюдений. Рабочие и зимовщики — метеорологи, пришедшие с первым караваном, — поселились в юртах и палатках.
Работа закипела. Постройкой руководил Блезе, бывший тогда помощником Бойкова. Бойков оставил в своём ведении самое трудное: переброску материалов. День и ночь находился он в пути между Алтын-Мазаром и станцией.