Штурм
Шрифт:
Сооружение выглядело слишком грубым для декоративного украшения. И слишком большим и сложным для обычного источника воды. Она слегка помутнела после того, как в ней омыли свои руки и лица грязные, потные вояки. Хорошо, что из-за прохладной погоды никто не устроил здесь купание, и подошедшие к фонтану последними калеки еще смогли разглядеть его дно. До которого, казалось, можно было достать рукой. Но проверять это они уже не стали, хотя так и не поняли, где у бассейна располагалось сливное отверстие. Сверху оно было совершенно не заметно. И в то же время выходящая из дна труба намекала, что
– Не трогай! – предостерег Кальтер напарника. Тот собрался было зачерпнуть пригоршню воды, но вовремя отдернул руку, не успев ее даже замочить. – Что-то здесь не так. Не нравится мне этот источник.
– Чем именно? На вид вода как вода. Никто ею вроде бы еще не отравился. – Сквозняк скептически посмотрел на свое отражение в бассейне, как будто оно могло подтвердить или, напротив, опровергнуть слова Кальтера.
– А ты в этом уверен? – спросил тот и, обернувшись, посмотрел на разбредшихся по залу гостей.
На первый взгляд ничего странного с ними не происходило. Однако, присмотревшись, можно было обнаружить, что один из них с удивлением разглядывает свои руки, другой прислонился к постаменту и, широко открыв глаза, изучает носки своих сапог, третий стоит нагнувшись, словно решил поблевать, четвертый пристально таращится на затылок стоящего неподалеку приятеля, который, в свою очередь, подошел вплотную к стене и, замерев, уставился в одну точку. Практически каждый, за кем напарники пронаблюдали какое-то время, вел себя так, словно он погрузился в глубокие раздумья и не замечает вокруг никого и ничего. Или же с их рассудком творилось нечто странное. И все они, не испытывавшие прежде ничего подобного, ушли в себя, пытаясь разобраться в собственных непривычных ощущениях.
А потом все стало еще загадочнее.
Неожиданно «мыслители» начали один за другим, а то и по двое сразу, падать на пол, но никто из них при этом не терял сознания. Их состояние напоминало теперь бред буйнопомешанных, которых обкололи транквилизаторами. Упавшие безостановочно катались по полу, шевелили конечностями и лепетали что-то невразумительное. Только делали они это очень вяло – настолько, что им уже не хватало сил подняться на ноги, пусть даже никто их перед этим не связывал. И обессиливание, естественно, шло им лишь во благо, поскольку в таком состоянии они не могли причинить вред ни себе, ни окружающим.
Впрочем, кое-кто из гостей оказался не подвержен странной эпидемии. Не считая калек, на пол не упали также шотландец, японец и… нет, не пруссак, а вооруженный копьем невысокий воин с разрисованным лицом и в накидке из медвежьей шкуры. Капюшон накидки – если его можно так назвать – являл собой обработанную и лишенную нижней челюсти, медвежью голову, которую коротышка нахлобучил поверх своей. Отчего сам стал напоминать вставшего на задние лапы карликового медведя. Ну а пруссак, судя по всему, тоже хлебнул водички из фонтана, потому что валялся сейчас в бреду среди прочих бедолаг.
Разошедшиеся было по залу компаньоны не придумали ничего лучше, как снова собраться вместе. Копейщик, поколебавшись, тоже в итоге присоединился к ним. Правда, держался особняком, так как явно побаивался бывших факелоносцев и убийц
Первое, что сделал Кальтер, это указал на фонтан и выразительно помотал головой. На всякий случай – если вдруг кто-то еще не понял, что породило массовый недуг у тринадцати утоливших жажду людей. Но, кажется, все и без Кальтера уже об этом догадались. Самурай, горец и коротышка-копейщик, которого Кальтер обозвал про себя пиктом, переглянулись, затем вновь посмотрели на рехнувшихся собратьев, и шотландец пробасил что-то, что Куприянов счел выражением их общего согласия с его доводом.
Бросаться оказывать больным помощь никто, разумеется, и не подумал. Все они могли быть заразными, а чем опасен внезапный и массовый «падеж» людей, наверняка знали даже дикари.
А о чем ни калеки, ни остальные не имели представления, так это о том, для чего с ними была сыграна эта злая шутка. Если она была местью хозяев за убитого стража, то они просчитались: всем его убийцам удалось избежать наказания. Вот только можно ли было это считать везением? Больше походило на то, что их нарочно обнесли чашей с ядом, чтобы предать затем отдельной, гораздо более отвратительной смерти…
Глава 20
– Просто офонареть можно! – подытожил Сквозняк очередную шутку фортуны, от которой они с Кальтером, однако, сумели отвертеться. – Воистину не понос, так золотуха!
– Гляди, накаркаешь, – предупредил его Кальтер. – А то нам и впрямь для полного счастья не хватает, чтобы у всех этих горемык разом дизентерия случилась.
– Упс! Прошу пардона! – живо вообразив нарисованную напарником жуткую картину, Серега шлепнул себя по губам. – Ну ладно, тогда ты мне скажи как специалист по ядам и прочей вредоносной химии: что за дрянь растворена в местной воде? Не похоже, что эти парни корчатся в жутких муках. Наоборот, как по мне, они сейчас не мучатся, а ловят первостатейный кайф. Ты только глянь на их беззаботные, счастливые рожи! Так, что ли, по-твоему, выглядят настоящие горемыки?
– Хм… И правда, больше смахивает на наркотическое опьянение, чем на отравление, – был вынужден согласиться с напарником Куприянов. – И, судя по тому, что все они без умолку болтают, а не вопят, им снится что-то приятное, а не кошмары.
– Так, может, это и есть тот самый единственный выход отсюда? – предположил Сквозняк. – К примеру, ты засыпаешь и переносишься сознанием куда-то за пределы этого храма. А тело… оно так в нем и останется. Мы же все тут воскресшие мертвецы. И, значит, нам ничего не стоит снова умереть, чтобы воскреснуть потом в каком-нибудь другом месте.
– Все, кроме меня, – напомнил Кальтер. – Я – не мертвец, и мне с моим телом расставаться совсем не хочется. А особенно – в добровольном порядке.
– Тогда, боюсь, у тебя очень серьезные проблемы, старик, – покачал головой Серега. – Я предполагал, что рано или поздно «серые» устроят нам испытание веры, ведь нельзя же бесконечно испытывать одни лишь наши силу и дух. А веру можно испытать только одним способом: шагнуть по собственной воле в полную неизвестность. С одной лишь надеждой на то, что эта самая неизвестность тебя не прикончит. Или прикончит, но потом опять воскресит, как в моем случае.