Штурм

Глушков Роман Анатольевич

– А от какого из этих пакалей, по-твоему, теперь меньше всего толку? – поинтересовался Сквозняк.

– Нельзя ответить на этот вопрос, пока мы не увидим угрозу, с которой столкнемся, – покачал головой Мерлин. – Обстоятельства могут сложиться так, что самый ценный пакаль окажется в итоге самым бесполезным, а наименее полезный – единственным, который спасет наши жизни. Не существует той логики, с помощью которой вы могли бы сделать сейчас правильный выбор. Наш путь должен определить слепой жребий. То же самое правило касается и жертвы, которую вам надо отдать за право

бросить этот жребий.

– Старик прав, – был вынужден признать Серега. – Мы могли бы отдать светящийся пакаль, но что мы будем делать, если опять угодим в кромешную тьму? Мы можем избавиться от «змея», но если мы попадем в ураган, он изменит направление ветра в нужную нам сторону. Или поднимет нас вверх, как тогда, у водопада, если на нашем пути встанет неприступная преграда. Ну а про «быка» и говорить нечего. Бычье стадо – это сила, перед которой стушевалась даже толпа «серых». А что при этом будет с противниками послабее, и подумать страшно…

– Я прошу принести в жертву моего Черного Змея! – Шагнув вперед, Вада протянул Кальтеру свой пакаль. Сквозняк тут же прикусил язык, и все уставились на японца, хотя он вроде бы не сделал ничего удивительного. Однако на самом деле его поступок огорошил всех. Приготовившиеся к долгому обсуждению и спорам, компаньоны даже не предполагали, что среди них отыщется тот, кто добровольно и без колебаний расстанется со своим пакалем.

– Ты… абсолютно уверен в том, что делаешь? – настороженно осведомился у добровольца Кальтер. Если бы до сей поры он ни разу не видел, как блестят глаза самурая, когда тот выказывает решимость, то подумал бы, что Кан не в себе. Но для Кана такое состояние было естественным, поэтому беспокоиться насчет него не стоило.

– Не абсолютно. И вообще не уверен, – честно признался Вада. – Но кому-то из нас в любом случае придется уступить. Причем не важно кому, ведь наше будущее скрыто во мраке и ни у кого в этом споре нет преимущества. Я уступлю, ты уступишь, Джон-сан уступит – без разницы, кто это будет. И зачем нам тратить время на ненужную болтовню, если нашу проблему можно решить так же легко и быстро, как выпить глоток воды?

– Хорошо, пусть будет по-твоему. – Возразить на это Кальтеру было нечего. И он, благодарно кивнув, взял протянутого ему «змея». – В таком случае спасибо тебе за твой дар и за наше сэкономленное время. Надеюсь, что мы не ошибемся в выборе и не пожалеем о том, что отдали именно твой пакаль, а не чей-то другой.

– Нельзя ошибиться, бросая жребий вслепую, – глубокомысленно заметил японец. – И нельзя жалеть о том, какую судьбу тебе определит такой жребий. Потому что, как только он выпадет, у тебя останется всего лишь одна судьба. А судьбы, которые он также мог тебе дать, исчезнут бесследно.

– Да будет так, – подытожил Кальтер. После чего продемонстрировал Черного Змея компаньонам и, не получив возражений, поместил его в отверстие на макушке колосса…

Глава 32

Пакаль Вады провалился в щель так же легко, как проваливались пакали-ключи в «замочные скважины» на воротах Мегалита. Но

если их механизмы после этого только начинали работать, то шестерни внутри статуи, напротив, прекратили свое вращение. Причем довольно быстро для такой махины. Спустя всего пару секунд после того, как Кальтер избавился от «змея», колосс содрогнулся от раздавшегося где-то внутри него удара и, повернувшись еще на несколько градусов, застыл как вкопанный. Гул двигателя затих, и наступила такая тишина, что стало слышно, как поскрипывают кожаные доспехи самурая и хрустят нервно сжатые кулаки горца.

– А вот и финиш! Приехали! Конечная станция! – первым нарушил тревожное молчание Сквозняк. – Если я все правильно понял, нам пора на выход.

– Полагаю, тут не может быть двух мнений, – кивнул Мерлин. – Так что, если вы не возражаете…

И он, указав на каменную ручищу, по которой компания сюда поднялась, пошагал в обратном направлении. У остальных тоже не было резона больше здесь задерживаться. Глянув напоследок в проглотившую артефакт щель и убедившись, что она не выплюнула его назад, компаньоны махнули на него рукой и поспешили вслед за Древним.

Обратная дорога от головы статуи к ее левой ладони отняла меньше времени, ибо постоянно шла под уклон. Кальтер рассчитывал, что, пока они возвращаются на исходную позицию, туман рассеется, но этого не произошло. Единственное, что они увидели, когда достигли цели и глянули с каменной ладони вниз, была сухая трава. Длань колосса лежала прямо на ней – очевидно, это место располагалось выше карниза с парком, потому что, судя по наклону руки, она не опускалась с той поры, как гигантский волчок заработал.

В какой стороне сейчас находился парк, никто уже понятия не имел. А если вращающийся колосс все это время еще и катился между гор по рельсам, то компаньоны могли очутиться довольно далеко от того места. Но явно не за границей аномальной зоны – пакаль-«молот» продолжал светиться, чего за ним в нормальных условиях не наблюдалось.

– Держите пакали наготове, – на всякий случай велел Мерлин. – Если бы я был нашим вероятным противником, то напал бы сразу, как только мы ступим на землю, пока туман не исчезнет.

Соратники так и сделали, взяв в руки не только пакали, но и обычное оружие. Вокруг по-прежнему стояла тишина, не нарушаемая никакими подозрительными звуками, но спокойствие это могло быть очень обманчивым.

Никакого «трапа» здесь предусмотрено не было. Но он в принципе и не требовался – спуститься по руке исполина было намного проще, чем подняться на нее.

– Ну что, вперед и с песней? – осведомился у компаньонов Сквозняк.

– Ха! Еще бы! – с энтузиазмом отозвался Джон. И, заголосив какую-то песню, первым скатился вниз по боку огромного, как железнодорожная цистерна, мизинца. Песня шотландца больше походила на рычание зверя и предназначалась не только для воодушевления себя и соратников, но и для устрашения спрятавшегося в тумане врага, на месте которого Кальтер теперь повременил бы с атакой, дав свирепому горцу малость поостыть и поверить, что поблизости и впрямь никого нет.