Штурмовая группа. Взять Берлин!
Шрифт:
На Зееловских высотах, по слухам, все овраги были завалены телами русских. Они яростно прорывались к Берлину, не считаясь с потерями. А когда прорвали оборону, то в траншеях и окопах остались тысячи убитых, исковерканных снарядами и бомбами немецких солдат.
Очередь крупнокалиберного пулемета прочесала кустарник, откуда брызнули срезанные, как косой, кусты, мелкие ветки. Еще одна очередь прошла рядом с окопом. Пули калибра 12,7 миллиметра били с такой силой, что снайпер чувствовал их удары даже сквозь толщину земли.
Двое молодых солдат из роты фольксштурма,
Трассы обоих пулеметов скрестились на бегущих. Оба солдата свалились на бегу. Один застыл неподвижно, другой подтянул перебитую ногу, но сил перевязать ее не оставалось.
Снайпер хорошо видел пулеметчиков на бронетранспортере, но ввязываться с ними в перестрелку не видел смысла. Молодые виноваты сами, что, потеряв голову, кинулись убегать.
Унтер-офицер имел на счету свыше восьмидесяти русских и почти столько же англичан и американцев, когда воевал зимой в Арденнах. Он еще раз протер свой трехкратный оптический прицел — кто сказал, что чем сильнее прицел, тем лучше целиться?
Это не так. Была у него и шестикратная оптика, которая порой лишь мешала быстро наводить оружие на цель. Дальше, чем на семьсот метров, он не стрелял, а в основном предпочитал расстояние четыреста метров и ближе.
Снайпер и отделение кадровых солдат входили в состав роты фольксштурма, которой командовал старый морщинистый капитан, воевавший в начале века еще в Африке. Позже прошел всю Первую мировую войну, сражаясь на разных фронтах с англичанами, французами, русскими. Получил столько же ран, сколько и наград, и был призван снова в начале сорок пятого года.
Рота насчитывала сто десять человек в возрасте от шестнадцати до шестидесяти семи лет. Она защищала один из участков в юго-восточной части Берлина.
Это было предместье города, где одноэтажные дома чередовались с небольшими парками, лесными полосами, а все это прорезали мелкие притоки Шпрее и каналы (некоторые всего десяток метров ширины).
Впрочем, немцев, вступивших в свою последнюю схватку, природа интересовала сейчас меньше всего. Главная задача — во что бы то ни стало остановить русских.
Рота была неплохо вооружена, практически на уровне армейского подразделения. Кроме автоматов, винтовок и нескольких пулеметов, имелись два 80-миллиметровых миномета и приличный запас «фаустпатронов», которые командир-ветеран пока не торопился пускать ход.
Война всегда безжалостна, а в некоторых случаях заведомо обрекает какие-то подразделения на неминуемую гибель. Ветеран был горд, что о нем вспомнили, восстановили в шестьдесят пять лет прежнее капитанское звание и доверили роту.
До вчерашнего дня рядом находилась тяжелая зенитная батарея, что говорило о важности защищаемых позиций. Шесть дальнобойных орудий, весом десять тонн каждое, внушали уверенность. Утверждали, что эти громадины поражают бомбардировщики на высоте 12 километров, а батарея способна выпустить в минуту девяносто тяжелых снарядов.
Командовал
— Что толку, когда нас загнали в угол? Берлин окружен со всех сторон.
— Сталинград тоже был окружен, — заметил ветеран. — Но с него началось продвижение русских на запад.
— Сталинград. Чего его вспоминать, — по-прежнему мрачно качал головой молодой капитан. — Это было другое время.
Оторвавшись от беседы с ветераном, командир батареи крикнул своему помощнику:
— Замаскируйте как следует второе и третье орудия. Они же на виду. Сколько можно возиться?
Солдаты засуетились, тащили камуфляжные сети, кучки свежесрубленных молодых деревьев. На бугорке, среди молодых елей, стояла счетверенная 20-миллиметровая установка «маузер» для борьбы с низко летящими самолетами. Имелись также несколько крупнокалиберных пулеметов. Ветеран был доволен соседством такой сильной батареи.
Однако через пару часов налетели русские штурмовики «Ил-2». Старый капитан слышал о них, но увидел в действии первый раз. Они были громоздкие, окрашенные в темный цвет и шли на низкой высоте. Все вокруг заполнил рев моторов, машины были загружены под завязку.
Скорострельная установка «маузер» сумела сбить один штурмовик. Но восемь оставшихся сначала сбросили бомбы, затем ракеты, а с третьего захода обстреляли батарею из автоматических пушек и пулеметов.
Творилось что-то невообразимое. Стоял непрерывный грохот, взрывались бомбы, а рев моторов не стихал ни на секунду. От мощных зениток толку было мало, штурмовики проносились, едва не задевая длинные стволы 105-миллиметровок. Когда эта гремящая шайка убралась, ветеран с горечью смотрел на опрокинутые орудия, трупы артиллеристов, воронки.
Санитары уносили окровавленные тела, некоторые без ног, рук, смятые словно куклы. Хотя бомбили и обстреливали батарею, досталось и его роте.
Пушечным снарядом в голову был убит один из парней гитлерюгенда. Вокруг него столпилась целая куча молодых и рассматривали, что получается с человеком, когда ему в затылок попадает 23-миллиметровый снаряд.
— Разойдитесь! — крикнул фельдфебель. — Санитары, оберните ему голову полотенцем.
Двое солдат из роты получили контузии, но уходить в лазарет отказались.
— Мы будем воевать, — заявили они.
— Как хотите, — пожал плечами капитан и запоздало похвалил: — Вы, молодцы, ребята.
Уцелевшие орудия вскоре куда-то увезли. Убитого парня похоронили рядом с зенитчиками. Капитан остался, как ему казалось, наедине с наступающими русскими.
Обходя траншеи и укрытия, старый капитан убедился, что, несмотря на жестокую бомбежку, настрой у молодежи довольно боевой. Если час назад некоторые с трудом сдерживали слезы, глядя на тело убитого товарища, то сейчас кое-где даже слышался смех, кто-то рассказывал анекдот о глупом русском солдате, не умевшем считать до десяти.