Штурмовик. Минута до цели

Цаплин Алексей

– Ну вот что, блатняга, рассказал ты много, но чую, что не всё. Живи пока. К доктору тебя сейчас отведут. Скоро за вами из особого отдела дивизии пожалуют. Ещё есть время крепко подумать, что им будешь говорить. Журавлёв, давай бюрократией займёмся.

Весь протокол предварительного допроса, записанный убористым почерком (ещё раз «спасибо» самописке из московского военторга), уместился на одной страничке. Клещ, изогнувшись, чтобы лишний раз не тревожить простреленное плечо, подписался внизу.

– На этот раз своей подписью? А, Назаров Георгий Глебович? – шутить изволит наш особист. Вроде бы смеётся – улыбается, да только взгляд колючий, злой.

– Обижаешь, начальник…

– А

вот ты и прикинь, что лучше: быть обиженным или мёртвым? [29]

– Злой ты, начальник… Если такой расклад, то лучше сдохнуть.

– Усёк, что лягушачья правда не всегда в жилу?

– Усёк. Одно скажу, начальник. Тебе в тему «птичек» в петлицах на змеюку с чашкой сменить [30] .

29

Вопрос звучит так: «Что лучше: стать пассивным гомосексуалистом или умереть?»

30

Змей с чашкой – медицинская эмблема. Клещ намекает, что особисту хорошо подошло бы прозвище Змей. Довольно распространённое прозвище для умного, жёсткого (даже жестокого), коварного, хваткого («вёрткого») уполномоченного особого отдела. При этом Змей в отличие от других прозвищ не имеет ни друзей, ни авторитетов.

– Так серебряных не нашлось… [31] Ладно, ступай… Спирин! Проводи его к Бородулину. Затем в сторонке под присмотром подержите. Пусть подождёт до приезда наших из дивизии. Журавлёв, закончил?

– Готово, товарищ лейтенант госбезопасности.

Змей взял лист протокола, быстро посмотрел на меня, хмыкнул, а затем начал читать. Добавление к его титулу «госбезопасности» было отмечено. А вот реакцию на это я уловить не сумел.

– Годится. Пошли, погуляем немного перед нашим последним клиентом.

31

Серебряные эмблемы – ветеринария, золотые – военные медики. Особист, по сути, отвечает, что контингент, с которым приходится ему работать, за людей не считает.

От помещения штаба удаляться не стали. Так – только ноги размять.

Погода нелётная. Наверно, к небесной хмари вечером ещё и дождик может добавиться… Блин, ещё эти чёртовы комары начали доставать!

Неожиданный вопрос Змея, как всегда, был с подвохом:

– А где это вы, товарищ младший лейтенант авиации, блатной фени набрались?

– С чего вы так решили?

– С того, что за всё время допроса вы ни разу не переспросили этого уголовника. И было очевидно, что его речь вам не только понятна, но и привычна. Мне-то по долгу службы пришлось освоить. Когда после окончания училища получил назначение в Мордовию. А где этому научился курсант, вчерашний студент, из нормальной семьи в Павловском Посаде?

И чего тут отвечать? Что спустя шестьдесят лет это и будет основным разговорным языком населения России? Вообще-то, давно уже успел отметить, что «местные» пользуются более «культурным» русским. Более «книжным», или, так сказать, более правильным. Ну уж точно «телик», «хипстер», «комп», «погуглить», «промоутер» и «супервайзер» здесь ни разу не слышал.

– Ну, не особенно-то понятна и не всегда привычна, но, вообще-то, ничего странного. Я же родом с «глухого угла». Не сто первый километр, конечно, но были у нас и те, кто сидел в тюрьме. В основном по молодости – за хулиганство. А кто-то за нарушение трудовой дисциплины или техники безопасности. Не уголовники, а так – просто дурачки. Вот чтобы перед нами – мелюзгой уличной выпендриваться, они так и изъяснялись. Товарищ лейтенант, а вы этому Клещу поверили? Я думаю, что он, как бы это правильнее сказать, не до конца был откровенен.

Скорее надо уходить от скользкой темы различия в языках. Не дай господь, если Змей всерьёз начнёт интересоваться. Он товарищ дотошный. Ему в учёные-исследователи пойти, цены бы не было!

– Верно, кое-что он точно утаил. Скорее всего, то, что их тоже в разведшколе кровью повязали. Не всё он рассказал про окружение, плен и лагерь. Не исключено, и здесь за ним уже чего-то имеется. Но это всё он станет выкладывать дознавателям из дивизии и дальше. Пока его показания сходятся с тем, что выдал герр Малер. На основании их показаний сейчас попробуем надавить на «капитана» Вальдемара. Проветрился? Тогда приступаем к работе.

– А можно и мне тоже принять участие в допросе?

– Зачем? Тебе захотелось в Шерлока Холмса поиграть? Здесь ведь не книжка.

– Последним будет тоже наш, русский, если верить Клещу. Хочу понять, почему он против своих воевать начал.

– Журавлёв, почему ты постоянно лезешь куда не просят? Ладно, для раскрытия этой группы и захвата остальных диверсантов материал собран. Разрешаю потренироваться. Может быть, впоследствии ещё товарищами по работе станем. Но учти, в нашем деле не только вопрос, но и взгляд очень многое могут решать. Следи за мной. Если полезешь не вовремя и глупости начнёшь болтать, я тебя остановлю. А если начнёшь мешать – не обессудь, выгоню к чёртовой бабушке.

На этот раз сигнал готовности к бою я успел зафиксировать и принял «динамовскую» боксёрскую стойку. Правда, на автомате левостороннюю. За что получил ободрительную усмешку особиста.

Наш новый подопечный представлял собой довольно занятное зрелище. Замотанное бинтом левое плечо, «бланш» под глазом, разбитая губа, несколько пострадавшая коверкотовая комсоставовская гимнастёрка без ремня, запылённые щегольские сапоги. Правда, после того как с его формой поработали комендачи, её придётся или штопать, или выбрасывать. На нас поглядывал более с интересом, чем со страхом или неприязнью. Довольно молод, скорее всего, ещё тридцати не стукнуло, но уже образовались заметные залысины. Капитанские шпалы никто с него не снял. Или поленились, либо даже значения не придали.

– Проходите, садитесь. – Змей теперь стоял почти возле моего писарского стола. Табурет вернули в центр помещения. Особист на него и показал жестом. Задержанный, оглядевшись по сторонам, опустился на предложенное ему место.

– Будем знакомиться, – Змей говорил неторопливо, пожалуй, даже устало. В руках он держал листы протоколов допроса, заполненные моим торопливым почерком. Типа контролировал. Вернув мне записи, он ткнул пальцем в одну из бумаг, указав явную орфографическую ошибку. Укоризненно посмотрел. Затем обратился к «капитану», как будто только сейчас вспомнив, что ему ещё следует провести допрос задержанного.

– Соблаговолите представиться, милостивый государь.

О, блин, во как мы могём, оказывается. Причём это было сказано с лёгкой небрежностью усталого человека, который просто не может иначе обращаться к собеседнику.

Задержанный как-то сразу заинтересовался строением стенки нашего штаба. К деловой и конструктивной беседе он был явно не расположен.

Вот как это делал наш особист? Вроде бы и не сказал ничего, а мне стало как-то неловко за задержанного. Как будто: «…не хотите говорить? Ну как же так? Это же просто неучтиво…»