Штык и вера
Шрифт:
Пока нападениям подвергались буржуи, это не вызывало у остальных никакой видимой реакции. Но Орловский выглядел обычным солдатом, таким же, как и эти, выставленные для охраны вокзала, поэтому после его слов раздался гул возмущения.
– И как? – пробился сквозь гул осмысленный вопрос.
– Так. Кого-то шлепнул, а остальные разбежались. – Говорить о том, что уцелевших не было, Орловский не стал.
– Ну ты даешь! – И несколько восторженно-матерных восклицаний. – Неужто один?
– Повоевал бы с мое, тоже бы справился. Почитай
Последние слова потонули в дружном хохоте. Разболтанные, практически позабывшие про дисциплину, они все-таки недавно были солдатами и умели ценить воинскую удаль.
– Лучше скажите, что за бой кипит? – спросил Орловский. – Не поделили что?
– Ага. Не поделили. Да ты откуда свалился?
И кто-то уже смотрел на Орловского с подозрением.
– Издалече. Домой пробираюсь, а здесь у приятеля на пару дней остановился. – Орловский предпочитал всегда говорить правду, только не всю.
– Тады понятно. – Таких «пробирающихся» было столько, что никакие подробности не были нужны.
Удивительно, что эти солдаты не разбежались вслед за своими фронтовыми собратьями. Или было некуда? Здесь все-таки кормили, одевали и ничего не требовали взамен.
– Тут, понимаешь, верные люди шепнули, будто юнкера хотят власть захватить, вот мы и решили с ними посчитаться, – сообщил один из солдат.
– Да еще слух прошел: к городу идут полчища золотопогонников. Хотят все по-старому повернуть, – добавил другой.
– Дураки! – Орловский демонстративно сплюнул. – Вы что же, хотите, чтобы эти полчища с вас же спросили? По-старому, не по-старому, а за бойню отвечать придется.
И такая убежденность сквозила в его тоне, что солдаты поневоле задумались, зашептались между собой.
– Да мы ж их не пустим! – вскрикнул один.
– Ты, что ли? Видал я таких вояк! – презрительно прервал его Георгий.
Он и в самом деле считал именно так. Каким бы ни был по величине неведомый отряд, раз сумел дойти до Смоленска, значит, представляет собой сплоченную силу. Местные же, будь их хоть в десять раз больше, – воистину полчища. Без дисциплины, без доблести. Один хороший удар – и побегут, не догонишь.
– Но что же делать? Они же и так и этак всех перевешают!
– Да кому вы нужны? – Орловскому пришлось повысить голос, чтобы перекрыть гул. – Вся армия разбежалась, так какой с вас спрос? А вот за юнкеров кое-кому ответить придется.
Он даже подозревал – кому. Конкретных доказательств не было, в последнюю встречу Яшка ничего не говорил о школе прапоров, однако вряд ли нападение состоялось без его ведома.
Или все-таки без него? Шнайдер-то вроде смирился с прибытием отряда, следовательно, вряд ли решится накануне устроить неприкрытую провокацию.
А Трофим? Этот ведь вполне мог организовать нападение самостоятельно. Насколько понял Орловский, никакого единства в правительстве не было, и каждый из так называемых граждан вел себя так, словно именно он являлся в одиночку всем правительством, никому не подотчетным и ни перед кем не отвечающим.
Или в дело вмешалась еще одна сила? Из всего руководства Орловский знал лишь троих. Не говоря о том, что при такой власти некто оставшийся за бортом спокойно может устроить не только одиночную стычку, но и подлинную бойню в общегородском масштабе.
– Да мы на них нападать и не думали, – тем временем принялись оправдываться солдаты. – Разоружить и разогнать. Вырвать у них жало, а там пусть идут на все четыре стороны. Нам что, жалко? Энто они, видать, сами. Отбиваться удумали. Прямо как нелюди.
И ведь верят собственным словам! Отдай таким оружие, и считай, сам подписал себе смертный приговор. Пока они тихие, а первый же заезжий агитатор мигом убедит их, что всякой контре на свете не место, а там…
Что может быть «там», Орловский знал. До сих пор удивлялся, как сумел уцелеть, когда такие же «жалостливые» решили расправиться с беззащитным госпиталем.
– Вы чем оправданья искать, лучше замиритесь скорее. Кровь – она кровь и есть. За нее ответ все равно держать придется. На том ли свете, на этом ли. На том еще хуже будет.
Орловский сам не знал, подействуют его слова или нет.
Подействовали.
– А ведь правду, браток, говоришь. Замириться с юнкерами – и всего делов, – согласился один, а другой, должно быть старший, уже командовал:
– Значится, так. Федотов и Аникеев дуйте к школе живее. Скажите нашим, мол, не дело энто. Охфицерья подойдут – мигом всем кровя пустят. Лучше разойтись миром, и всего делов. Мало ли какая промашка вышла? Что мы, не русские?
Раньше подумать об этом было, конечно, нельзя. Зато сейчас предложение было выслушано с пониманием, и двое солдат торопливо двинулись в ночь.
– Ладно. Я пойду. – Орловский посмотрел вслед удаляющимся и повернулся к вокзалу.
– Бывай, браток! Ежели что, завсегда поможем.
Под это простое напутствие Георгий не торопясь двинулся через площадь.
У входа в здание было людно. Не всем застрявшим в Смоленске хватило места внутри, вот они теперь и ночевали рядом со стенами. Благо ночь была относительно теплой, с неба не лило, а про многие удобства люди успели забыть. Не трогают – уже хорошо, если же еще и повезут, тогда вообще полное счастье.
Несмотря на многолюдье, Курицын нашелся сразу. Он первым увидел вышагивающего через площадь Орловского, встал и двинулся навстречу.
– Слава Богу! – Иван Захарович произнес это с таким облегчением, что Орловский поневоле растрогался.
Он успел привыкнуть, что каждый человек существует сам по себе, а тут вдруг искреннее переживание за другого.
Мелькнула было предательская мысль, что причина заключается в обещанной помощи, и угасла. Нельзя думать плохо о людях лишь потому, что тебе на пути попалась пара подлецов.