Штык-молодец. Суворов против Вашингтона
Шрифт:
– Трубите отбой.
Резкие звуки трубы больно ударили по ушам, однако в горячке боя их услышали далеко не все. Или, может, просто не захотели услышать? Во всяком случае, если драгуны послушно подтянулись к своему командиру, лоялисты, которые по воле случая находились довольно далеко, продолжали резню, потому что боем это назвать уже было нельзя. Кто-то из американцев нацепил на штык белую рубашку и принялся ею отчаянно размахивать, показывая, что они сдаются. Напрасно! Остановить озверевших от крови лоялистов было невозможно. Тэрлтон ясно видел, что они беспощадно
– Сэр, – осторожно произнес лейтенант, мундир которого тоже был изодран штыками и местами окровавлен, – может следует остановить их?
Тэрлтон прозрачными глазами посмотрел сквозь него и спросил:
– Разве вы не слышите сигнал «отбой»? – потом досадливо поморщился и бросил трубачу: – Прекратите эти звуки, вы же надорветесь.
– Но сэр…
– Я сделал все, что должен был, все, чего требовал от меня долг офицера. Но останавливать озверевшую толпу этой сволочи я не намерен. В конце концов, я дорожу своей жизнью, жажду мщения не так легко обуздать. А если вы, сэр, желаете рискнуть, я не запрещаю вам это сделать.
Лейтенант посмотрел туда и решил, что он не желает. Впрочем, рано или поздно все кончается, закончилось и избиение. Весь бой не продлился в общей сложности получаса, да какой, собственно, бой. Так, две стремительные кавалерийские атаки, и полк американской милиции растаял, точно кусок сахара в кипятке. Как ни странно, около сотни американцев во главе с раненым полковником Буфордом, все-таки уцелели.
Когда полковника привели к нему, Тэрлтон, болезненно морщась, полюбовался на американца, который зажимал рукой кровоточащую рану на голове, и приказал:
– Перевяжите его и отпустите.
– Э-э… Простите, сэр, – не понял подъехавший майор.
– Кажется, я все ясно сказал. Перевяжите ему рану, дайте коня и отпустите.
– Я не уйду без своих солдат, – возразил было Буфорд.
– Посмотрите вокруг и решите, намерены вы остаться или нет, – усмехнулся Тэрлтон.
Полковник посмотрел на поле, где спешившиеся лоялисты раздевали мертвецов и решил, что ему больше ничего здесь не нужно.
– Сэр, но зачем вы это сделали? – поинтересовался майор.
– Ах, Джеймс, это ведь так приятно – уничтожить врага чужими руками. Как вы думаете, что с ним сделают собственные командиры, когда узнают подробности сегодняшнего боя? Уверен, что суд ему обеспечен, и как бы по результатам суда его не повесили.
Майор покачал головой.
– Не думаю, сэр. Они весьма снисходительно относятся к битым командирам. В лучшем случае отправят обратно на ферму, индюшек разводить. Ладно, а что будем делать с теми, кого наш легион не успел добить?
– Да они мне ничуть не больше нужны, – пожал плечами Тэрлтон. – Конечно, их как мятежников следовало бы просто развесить на деревьях, но стоит ли? Они и так получили сегодня хороший урок, не думаю что кто-нибудь из них еще осмелится выступить против короны. Пес с ними, пусть тоже проваливают куда захотят. Я бы с большим удовольствием перевешал вот этих, – он кивнул
Салон маркизы де Верней был, как всегда, великолепен, хотя маркиза, конечно, не могла похвастать таким блестящим обществом, как в Версале. Но все-таки ей удалось сегодня заполучить в свои коготки известного сплетника Рошешуара и набирающего славу не то писателя, не то адвоката Бомарше. Так что общество с немалым удовольствием клубилось вокруг них, жадно внимая каждое слову, особенно когда начинал говорить Рошешуар. Ну, вы же знаете, что подруга его любовницы вхожа в салон самой дю Тавернье, которая, как все достоверно знают, находится в самых теплых отношениях с братом принцессы де Ламбаль, лучшей подруги нашей королевы. И вы еще удивляетесь, откуда он все знает. Да если бы мне иметь такие связи…
– Ах, мсье Рошешуар, но такого просто не может быть.
– Уверяю вас, мадам, все происходило в точности так, как я вам рассказываю. Скандал получился совершенно фантастический. Когда граф вернулся и поймал свою жену вместе с этим… ну, сами понимаете, с кем, это было еще полбеды. Зато когда у графини родился черный ребенок. Вы только представьте себе: черный!
– Ах, Рошешуар, вы невыносимый сплетник! Все это только непристойные слухи. Ведь на крестинах ребенка графа присутствовала сама принцесса Аделаида.
– В том-то и дело! Если Ее Высочество узнает, что крестила неведомого бастарда, которого спешно доставили в дом графа, все, что происходило до сих пор, покажется вам невинными забавами. Ведь затронута честь королевского дома!
– А что негритенок?
– Понятия не имею. Говорят, граф приказал его утопить. Ну не отправлять же сына графини на сахарные плантации Гаити?!
– А что там на Гаити? И вообще в Америке? – выпорхнул неведомо откуда новый вопрос.
Рошешуар расплылся в довольной улыбке.
– Наши лучшие друзья из-за пролива крепко увязли! Генералы короля Георга в очередной раз знатно оскандалились. Представьте себе, подряд два поражения, да еще каких! В Принстоне целая гессенская дивизия в плен попала! И почему! Они просто проспали! Представляете: спят себе, спят, а тут американцы в город врываются. Ну, перекололи кого, а остальных в одном белье по улицам гнали. Но все это форменная ерунда. Так вот, обозлившийся граф в отместку приказал своему управляющему купить трех черных рабынь и сейчас предается утехам со всеми тремя сразу, причем графине приказал при том присутствовать!
– Что вы говорите!
– Фу, Рошешуар, будьте же благопристойны!
– Нет, точно что сразу с тремя?!
– Уверяю вас, самая истинная правда! Горничная графини рассказывала моему лакею, что все происходило именно так!
– А что, Рошешуар, у вас бывает еще неистинная правда?
– Мадам, вы же сами понимаете, что когда речь идет о самых высоких сферах, нельзя быть уверенным решительно ни в чем. Вроде бы и правда, но с другой стороны, кто поручится? Вот и получается неистинная правда.