Шуба
Шрифт:
– Маша! О чём так глубоко задумалась, дочка?
– папа подошёл ко мне вплотную и погладил по волосам.
– Не рано ли тебе ещё без шапки ходить?
– Я торопилась, забыла надеть, пап. Пойду домой, позавтракаю, а вы ещё погуляете с Ромкой?
Папа кивнул. Я махнула Ромке и пошла домой, слыша, как за спиной брат заныл, чтобы не уходила. Но не могла я сейчас остаться. Не в силах была смотреть на папу и видеть в нём другого человека. Мне срочно надо было успокоиться и выбросить эти глупости из головы.
Дома я ковырялась в тарелке, так что мама забеспокоилась.
– Я, наверное, пересолила кашу, да? Невкусно?
– Нет, мам, всё отлично, просто не выспалась.
– Я быстро проглотила, давясь, остатки, запила чаем и пошла, крикнув маме: «Где моё пальто? Мне на курсы ехать надо, а то опоздаю!»
И осеклась. Пальто висело на вешалке, сапоги стояли рядом. Обернулась и посмотрела на маму. Она была смущена и прятала глаза. Я не стала задавать ненужные вопросы, ответы на которые и так были очевидны. Даже не сердилась на неё.
На курсах девчонки демонстративно отсели от меня подальше. Мне, честно, было всё равно. Я старалась сосредоточиться на занятиях, но вместо этого постоянно отвлекалась. А когда обнаружила, что вместо лекции страница исписана одной фразой - «он уехал», перевернула лист, встряхнулась и, наконец-то, начала работать.
Обычно по субботам после курсов мы с подружками ходили в кино, но сегодня меня с собой не позвали. Подумаешь! Прекрасно обойдусь и без них. Остаток дня я провела, помогая маме с уборкой, а вечером села за книгу. Пришёл Ромка, он ходил вокруг меня кругами, трогал вещи и заглядывал в лицо, видимо, ожидая, когда же я его наконец-то одёрну. Было видно, что ему просто не терпится со мной поговорить.
– Ну, в чём дело, выкладывай уж!
– оторвалась я от чтения.
– Маш, а Маш! Лу, правда, не хотела уезжать, ты ей очень нравишься!
Я кивнула. Ясно-понятно, мы ж подруги.
– А Марк, он, ну...
– Ну, говори же, не мямли!
– Он всё время думал о нашем папе. Он его страшно боится, вот!
Я закрыла книгу и положила на колени.
– Серьёзно? И как ты об этом узнал, а? Мысли вдруг научился читать? Даже если так, то нельзя читать чужие мысли без разрешения. Ты это понимаешь?
Ромка кивнул и залез ко мне на кровать, продолжая говорить, забавно жестикулируя.
– Я и не собирался этого делать. Оно само получилось. Когда Лу меня обняла, понял, как она расстроена. А когда пожимал Марку руку, почувствовал, как он боится папу. Очень-очень. А о тебе он и не думал.
– Да что ты за чушь несёшь! Естественно, Марк боялся, что папа подойдёт и помешает нам проститься. Только и всего. Я тоже этого боялась.
– Нет, это другое. Это был очень сильный страх. Такой же, как у меня, помнишь, когда на меня бродячая собака напала...
– Глупый ребёнок,
– Ничего я не забыл! Он мне руку на плечо положил и так сдавил... Если б я так не сказал, он мне бы руку оторвал!
– Ну, нет! За что мне такой брат врун, а? За что?
– взвыла я и осеклась, увидев, как Ромка расстёгивает рубашку и показывает мне огромный синяк на плече. Я потрогала синяк пальцем, не нарисованный ли? Ромка охнул. Болит, значит, настоящий, что же всё это значит? Почему Марк причинил боль ребёнку? Неужели, не может справляться со своей силой, как Лу?
– Рома, потерпи немного. Сейчас синяк мазью намажу, быстро пройдёт, - сказала я, доставая аптечку.
– Уверена, Марк этого не хотел, у него и Лу очень много силы. Когда они волнуются, то иногда не могут её контролировать. Ты понимаешь?
Ромка послушно кивнул, а когда я закончила мазать ему плечо, застегнул рубашку и пошёл к двери. Потом остановился и, жалобно посмотрев на меня, сказал: «Маш! Будь с ним осторожней, не доверяй ему!» - и быстро выбежал, боясь, видимо, моей реакции на такое заявление. И не напрасно.
Я чуть не задохнулась от возмущения.
– Да как он смеет, что этот мелкий о себе вообразил? Может, он сам себе синяк поставил, например, упав с качелей? Он же у нас мастер розыгрышей, да и фантазии ему не занимать.
Я успокаивала себя, но Ромкины слова запали мне в душу. И сколько ни старалась забыть о них, ничего не получалось. В конце концов, так разволновалась, что не могла уже ни читать, ни думать. Меня трясло. И я сделала то, что раньше делала в трудных ситуациях - пошла за помощью к папе. Тем более, что у меня были к нему очень личные вопросы...
Папа сидел в большой комнате и в очередной раз чинил телевизор. На нём был толстый свитер с заплатками на локтях, старенькие джинсы и такие непривычные очки на переносице. Сейчас он совсем не был похож на Марка. Я подошла к нему, не зная, как начать разговор. Но он только взглянул на меня, отложил паяльник и, взяв за руку, усадил рядом с собой на диван.
– Что с тобой происходит? Ты сама не своя, Маша. Может, расскажешь, и мы вместе придумаем, как тебе помочь?
Я тяжело вздохнула и обняла папу.
– Обещай, что не будешь на меня сердиться и смеяться тоже. Да?
– Даю слово.
Я помолчала, а потом рассказала ему, как встретила Лу и Марка, как мы постепенно подружились. О странностях, происходивших со мной, о тех удивительных событиях, участницей которых я стала. Конечно, о многом умолчала. Например, о кольце, о странной шубе или о своих чувствах к Марку, но о последнем и не требовалось говорить, папа и сам всё понимал.
Он слушал внимательно и не перебивал. А потом вдруг спросил.